Башня. Новый Ковчег 6
Шрифт:
Нет, он попытался, конечно, хотя и понимал уже, что всё бесполезно. Что-то говорил, старался убедить, слушал Марусины ироничные комментарии, и память вдруг выкинула очередной фортель, достала из пыльных закоулков ту историю с Ликой, встряхнула перед ним. Семнадцать лет сложились гармошкой, и Борис физически почувствовал всё то, что чувствовала тогда Лика, слушая его равнодушные и холодные слова. Что ж… судьба их вернула ему бумерангом…
Муха, совершающая, наверно, уже сотый круг по телефонному аппарату, куда она опять перебралась, и с которой Борис всё это время не сводил глаз, внезапно сорвалась с места и заполошно
— Литвинов, слушаю!
— Борис Андреевич, это Долинин.
— Слушаю, Владимир Иванович…
И хотя полковник говорил так же спокойно и уверенно, как всегда, Борис уже с первых звуков его голоса понял — почувствовал. Что-то пошло не так. И здесь его знаменитая интуиция осечку не дала, не обманула, как вчера с этой чёртовой Марусей, сестрой его лучшего друга.
Глава 10. Павел
— Иван Николаевич, задержись, пожалуйста, минут на десять.
Шорохов-старший едва заметно кивнул, снова стянул с головы каску, которую по инерции надел, как только Павел сказал: «На этом всё, можете быть свободны», и сделал шаг назад, отступая к стене и давая пройти остальным.
Павел смотрел, как расходится народ.
Селиванов выскочил первым. На планёрке они опять сцепились, Селиванов, словно почуяв, сегодня — можно, вывалил на Павла тонну желчи, приправив неутешительными цифрами по уровню воды, и процедил: «По ниточке ходим, Пал Григорич». Ну а когда они ходили не по ниточке? Павел только пожал плечами. Устименко хотел задержаться с каким-то вопросом, но понял, что сейчас не время, хмыкнул что-то себе в усы и, проходя мимо Шорохова, дружески похлопал того по плечу. Маруся, выбежав последней, бросила на Павла вопросительный взгляд — удивлёнными ниточками взлетели вверх прямые тёмные брови. Павел на её молчаливый вопрос не ответил, сколотил непроницаемое выражение лица. Маруся поняла, фыркнула, и дверь за ней весело хлопнула, отозвавшись звонким стуком каблучков по бетонному полу.
— Присаживайся, Иван, поговорить надо.
Оставшись наедине, Павел отбросил мешавшее ему отчество и уставился на Шорохова.
Тот подошёл к столу, придвинул к себе стул, сел. Длинные пальцы с намертво въевшейся машинной смазкой негромко забарабанили по каске, которую Шорохов пристроил себе на колени.
Разговор нужно было как-то начинать. Павел перебрал в уме, казалось, все фразы, но с чего бы он не начал, всё было плохо, поэтому сказал сразу в лоб, отбросив в сторону все расшаркивания и реверансы.
— Ты, Иван, меня за парня своего прости. Погорячился я.
Шорохов-старший усмехнулся. Поднял голову, и их глаза встретились. Смотреть в лицо Ивану было нелегко, ведь, как ни крути, Павел был виноват, и этот срыв, что произошёл вчера на виду у всех, его не только не красил, но выставлял перед людьми полным идиотом. Потому что правы и Борис, и Анна, и Маруся, и Руфимов (которому всё рассказал Миша Бондаренко)…, все они правы. Мальчишка — герой, а он… Павел опять замолчал, мучительно подбирая слова. Иван понял его замешательство, легонько пожал плечами.
— Ничего с ним не случилось. Не сахарный, от пары крепких выражений не растает. Тем более, что дури в нём хватает.
Иван говорил нарочито грубо, но за этими резкими словами сквозила гордость за сына. И Павел его прекрасно понимал. Наверно, он бы тоже гордился, будь он на месте Шорохова-старшего.
— Ну а вообще, Кирилл — молодец. Толковый он у тебя.
Говоря это, Павел не кривил душой. Там в паровой, пока он перебирал соединение у насоса, ставил новый сальник взамен сгоревшего, Кирилл действовал чётко, выполнял все его указания, где-то даже опережал, понимая, что сейчас Павлу потребуется. И уже тогда, несмотря на состояние нервного напряжения, которое всё ещё держало, не отпускало, в голосе пронеслась мысль — из парня со временем будет толк.
— Ну так-то он не дурак, это верно, — Иван кивнул. — Но без приключений скучно ему живётся. Все ж люди как люди, и дети у них как дети, а нам с Любой чистое наказание досталось. И ладно бы мозгов у него не было, хоть какое-то объяснение. Но он, поганец, и в школе вроде неплохо учился, несмотря на прогулы и драки — башка-то у него соображает, — и мы уж думали, его после седьмого класса дальше учиться оставят, но нет. Этот идиот и тут умудрился всё себе подпортить. Завучиху или, как там теперь её называют по-новому, кураторшу, ту, которая общешкольная, они с приятелем, с Вовкой Андрейченко, в туалете заперли. В мужском.
Павел не выдержал, расхохотался. Иван тоже улыбнулся, морщинка на лбу разгладилась, и Павел вдруг заметил, как похожи отец с сыном — те же тёплые, карие глаза, те же резко очерченные скулы. Только у Кирилла лицо нервное, мальчишечье, а у Ивана уже огрубевшее, заматеревшее под тяжестью лет и забот.
— Эта кураторша, конечно, между нами, гнилая баба, но Кириллу тоже хотя бы изредка мозгами надо пользоваться. Директор интерната, тот мужик хороший, он пытался тогда всё на тормозах спустить, но Котова эта уперлась и ни в какую…
— Котова? Змея? — от удивления Павел назвал Зою Ивановну, его собственную классную, а потом бессменного куратора школьного интерната, детской кличкой. Прозвище это однажды «подарила» Зое Ивановне маленькая Аня Бергман, и оно прижилось, стало привычным уже не для одного поколения школьников.
— Ну да, Змея. Так они все её звали, — смущенно отозвался Шорохов-старший.
— Мы её тоже так звали. Я сам у неё учился, — пояснил Павел. — И Ника тоже… Что-что, а кровь эта дама умеет пить хорошо.
Он представил себе Зою Ивановну, запертую в мужском туалете и верещащую на ультразвуке, малолетнего дурня Кирилла, у которого — правильно Иван сказал, — действия отдельно, мозги отдельно, и вдруг почему-то пожалел, что им с Борькой в своё время не пришла в голову такая восхитительная шалость. Хотя Анна их бы, наверно, отговорила — тогда, в школьные годы, их с Борькой мозгами была Анна.
— А потом Кирилл и вовсе покатился по наклонной, — Иван задумчиво погладил ладонью лежащую на коленях каску. — Приятели какие-то сомнительные, наркотики… он же почему в теплицах-то очутился, решил на холодке бабла срубить, бизнесмен подпольный. Афанасьев, Николай Михалыч, придурка этого отловил, хорошо, что он, а не охрана. Тогда бы теплицами не обошлось. Хотя и в теплицах, чего уж говорить, Кирилл не особо перетруждался. В общем, Павел Григорьевич, если б не девочка ваша, не знаю, что бы из этого оболтуса вышло.