Башня. Новый Ковчег 6
Шрифт:
Глава 29. Борис
— Этот технический этаж между станциями был предусмотрен конструктивно, и до аварии на Северной им активно пользовались…
Голос Маруси журчал торопливым ручейком. Как по камешкам бежал, перепрыгивая порожки и закручиваясь быстрым вихрем. Если закрыть глаза, то можно было представить себе летний день, знойное марево воздуха, колышущееся перед лицом, сухие травинки, залезающие за воротник рубашки — Борис почти физически ощутил их колкое прикосновение к коже, втянул носом запах переспелой августовской травы, почувствовал горячее дыхание катившегося к закату лета. Это было фантомное видение, потому что откуда
Борис поймал себя на том, что улыбается. Сидит в своём кабинете, слушает быструю речь, льющуюся из динамиков телефона, и улыбается, как последний дурак, не обращая ни на кого внимания.
Впрочем, в кабинете, кроме него самого и невозмутимо расположившегося в кресле Мельникова, да ещё приставленного у дверей солдата, никого не было. Островский оккупировал приёмную — говорил с кем-то по рации, раздавал указания, быстро, чётко, словно всю жизнь командовал переворотами. Там же торчал и Слава Дорохов, вставляя время от времени свои реплики. Шутил, видимо, судя по сдержанному смеху Алины Темниковой и по резким окрикам Островского. Всеволод Ильич — мужик серьёзный, да и не до шуток сейчас, когда такое…
Борис попытался сосредоточится на том, что говорит Маруся. Мысленно представил себе этот технический этаж, уже заброшенный, тёмные коридоры, пустые помещения (что там раньше было? склады?), аварийное освещение, если оно вообще там есть, это освещение.
— …потом, естественно, надобность в этом техническом этаже между Северной и Южной отпала, но туда и сейчас можно попасть со станции…
— С Северной, — в Марусины объяснения вмешался Павел. — Там проход так и остался открытым. Вряд ли тогда, во время шторма, кому-то понадобилось бежать и закрывать его. Не до этого было.
— Нет, Паш, не только с Северной, но и с Южной тоже. Дверь на третьем ярусе…
— Она на замке.
Это сказал Марат Руфимов. Он тоже был там, у Павла в кабинете. Столпились, наверно, вокруг телефона, сдвинув на край стола свои чертежи и сводки. Савельев по своей привычке в трубку вцепился, у Марата на худом почерневшем лице одни глаза, Маруся… Хорошо, что там Маруся, хотя откуда она взялась, должна же в своём БЩУ быть, или в реакторном, или… а она с Павлом…
— Ну, она была закрыта, эта дверь, а потом… помните, Марат Каримович, вы меня отправили к Власову за расходниками, которые нам тут нужны. А Власов был занят, он мне просто связку ключей вручил, сказал, что всё подготовил, мне только ящик осталось со склада забрать. А в связке был ключ от той двери, ну и…, — она споткнулась, но тут же затараторила ещё сильней. — Я просто решила посмотреть, что там. Одним глазком. Открыла, а…
— А там монстры, — у Марата в сложившейся ситуации, как ни странно, ещё оставались силы шутить.
— Да ну вас, Марат Каримович, — в голосе Маруси явственно прорезалось смущение. — Я даже заглянуть туда не успела. Услышала, как кто-то спускается сверху. Я дверь захлопнула, стала закрывать и, видимо, заторопилась. В общем, замок заклинило и ни туда ни сюда. Наверно, совсем проржавел от времени. И я… я просто дверь прикрыла, там не видно, что она не заперта, честное слово.
— И ничего никому
Борису показалось, что Павел сдавленно хмыкнул, скрывая рвущуюся на волю насмешку.
— Не сказала… но я бы потом сказала, правда. Но не в тот день, потому что… потому что Марат Каримович как раз утверждал списки тех, кто пойдёт с ним на АЭС. Я думала, он меня тогда не возьмёт с собой. Там Селиванов громче всех орал, чтобы я на Южной оставалась. А тут эта дверь. Да ей вообще никто уже сто лет не пользовался. И там совершенно незаметно, что она не заперта, ну честно.
— М-да, — опять хмыкнул Павел. — И что, Марат, мы с ней делать будем? К маме отправим?
Руфимов всё же не выдержал, рассмеялся.
— Что? — тут же вскинулась Маруся. — Ну да, глупость совершила. Но зато теперь это может помочь! Будто бы с вами такого никогда не случалось!
Она была смущена и за этой вспышкой прятала свою растерянность и неловкость. Нападала, защищаясь.
Четыре сотни этажей, что разделяли их, схлопнулись, исчезли, и Борис почти физически оказался там, под землёй, в небольшом, аскетично обставленном кабинете, где не было ничего лишнего: серый пластиковый стол, пара неудобных кресел, жёсткий, неубиваемый диван, полки, забитые любимыми Пашкиными чертежами и справочниками. И Маруся, маленькая, раскрасневшаяся, пытающаяся скрыть под натиском слов смущение и замешательство — Борис видел серые глаза, редкие веснушки, девчоночьи вихры, которые, наверно, она ни разу в жизни не укладывала в строгую женскую причёску. Мучительно захотелось коснуться рукой её волос, щеки, ощутить пальцами гладкость упругой, почти детской кожи.
Борис резко осадил себя. Хватит! Сейчас не время, да и наступит ли оно, вот вопрос. Для начала им бы всем из этой передряги выбраться, что чертовски проблематично, если не сказать невозможно.
В кабинет зашёл Островский. Приблизился к столу, разложил карту — это была схема Южной станции. Откуда он только и откопал её, да ещё в такой короткий срок?
— Ну что? — резко спросил он. Не Бориса спросил, вопрос адресовался Павлу. — Павел Григорьевич, передо мной схема Южной, мы с командирами уже на скорую руку кое-что прикинули, с Лебедевым по рации связались. По всему выходит, что Худяков ещё долго может держать оборону. Задавить количеством мы, конечно, можем, не вопрос, но насколько я понимаю, штурмовать сейчас нельзя.
— Нельзя, — подтвердил Павел.
— Нужен обходной путь. Через ремонтные цеха мы не пройдём. Если бы это было возможно, Долинин это бы уже сделал. Остаётся технический этаж, — Островский не мог слышать их разговор, но благодаря карте вывод сделал математически точный. Борис даже чертыхнулся про себя от восхищения.
— Да, технический этаж. Всё верно, Всеволод Ильич. Маруся, — Павел на том конце провода слегка замешкался, кашлянул и тут же поправился, перешёл на официальный тон. — Мария Григорьевна, расскажите ещё раз полковнику Островскому про тот проход. И постарайтесь чётко объяснить, где именно находится та самая незапертая дверь…
***
Идея проникнуть на Южную станцию обходным путём возникла сама собой.
Их импровизированное телефонное совещание длилось уже минут двадцать, а то и больше: часы показывали почти два. Часы… взгляд Бориса то и дело натыкался на них, на дешёвый пластмассовый корпус, чёрное табло с яркими красными цифрами, и в душе против воли поднималось раздражение. Какого чёрта они тут делают? Чужая, пошлая вещь, такая неуместная в его кабинете. Надо убрать, сказать, чтобы убрали, но потом… это всё потом. Когда он сюда вернётся. Если вернётся.