Байки из жизни

Костин Константин Александрович

Здесь я еще раз повторю – на дворе конец 1980-х. Пейджеры и сотовые телефоны пока что даже на картинках не видели. Что делать – непонятно! Лейтенант в панике выбегает из здания отделения, чтобы поймать попутку и искать руководство… и тут ему повезло.

Мимо как раз проезжал более опытный и бывалый чекист – капитан Петров. Ехал он на личном автомобиле, в компании бабушки с дедушкой. Или тоже на дачу их повез, или еще куда – история умалчивает, за давностью лет достоверно установить уже невозможно.

Дежурный, как мог, заикаясь от волнения, объяснил ситуацию коллеге.

Тот почесал затылок. Не сходится у него картина. На теракт по всем признакам непохоже.

– Давай, – говорит, – прыгай в машину, прокатимся на ТЭЦ, посмотрим, что стряслось.

Приехали. Авто оставили за территорией, родственников капитана – там же. А сами чекисты прошли внутрь. Здесь, на разгрузочной платформе, лежит брикет, опутанный проводами. Весь персонал станции, включая милиционеров, которые, по идее, должны охранять ТЭЦ от разных посягательств, столпились на противоположном конце платформы, лишь бы подальше от брикета.

Когда комитетчики начали извлекать сверток из-под угля – их уже посмертно в герои записывали.

Чекисты брикет осмотрели. Обошли вокруг пару раз. Непонятно. Понятно только то, что эта штука с углем приехала. А что это такое? Какую опасность представляет? Пес ее знает!

– Слушай, – говорит Петров коллеге. – У меня дед – бывший горный инженер. Может, он скажет, что это за фиговина такая?

Ушел, вскоре вернулся с дедом. А дед не пальцам делан, в свое время разработки вел по всему земному шару. Столько гор взорвал, сколько многие и не видели. Так что моментально идентифицировал брикет. Тротиловая шашка. Применяется для взрывных работ в горном деле. Детонатора нет, ничего нет, только провода.

– А если в печку попадет? – спрашивает капитан. – Не бахнет?

– Нет, ничего не бахнет. Сгорит – и всех делов. Для взрыва нужен электрический импульс, а тут ему взяться неоткуда.

Картина начала проясняться. Где-то на угольном разрезе велись взрывные работы, только один заряд так и не взорвался. Там же его вместе с углем погрузили в вагон, в котором брикет самым спокойным образом проехал через половину Советского Союза до самого Урала. И ничего с ним не стряслось, ни разу не бахнул.

Убедившись в безопасности предмета, комитетчики закинули шашку в багажник и укатили восвояси. Петров завез бабушку с дедушкой домой, а сам, вместе с молодым коллегой, отправился на работу – писать рапорт. Капитан диктует, что писать, лейтенант пишет. В двух словах: так и так, обнаруженный предмет, по заключению эксперта, является зарядом тротила – веществом, применяющимся в горном деле при взрывных работах. На ТЭЦ, вероятнее всего, попал с угольного разреза. Опасности не представляет.

Рапорт составлен, лейтенант остался дежурить, а капитан – с чистой совестью догуливал выходной.

Наступает понедельник. Беды ничего не предвещает. Петров выходит на работу, и… и понимает, что все на него как-то странно поглядывают, усмешку прячут. И молчат, что рыба об лед! Снова непонятно! Что за фокусы такие? Помалкивают, да хихикают!

Спросил у одного, второго, третьего. Наконец, кто-то проговорился, выдавив сквозь смех:

– Героическая у тебя,

Петров, бабушка!

– Чего? – удивляется капитан. – При чем тут бабушка?

– Как это – чего? В областном управлении только про бабушку твою и говорят. Мол, капитан Петров с бабушкой предотвратили теракт!

Озверев, капитан помчался домой к молодому коллеге, который отсыпался после суточного дежурства.

– Что ты там в рапорте написал, гнида? Я ж тебе все продиктовал, как правильно написать!

– Так точно, диктовал. Я потом по этому продиктованному в областной центр и доложил: приехал капитан Петров, заключение экспертов и так далее. И вот тут у дежурного, который там, в областном центре, сомнения появились. Дескать, где это вы в середине лета, в выходной день, эксперта смогли накопать? Вот я и пояснил – с Петровым были бабушка с дедушкой, дедушка – горный инженер, он и пролил свет на темный предмет. Только он, сволочь, когда записывал, дедушку пропустил и получилось, что капитан Петров с бабушкой предотвратили теракт.

7. Битый небитого везет

В моем детстве любой взрослый мог подойти к ребенку и дать оплеуху. Не просто так, конечно, а за дело. Когда ребенок совсем уж берега попутал. И, разумеется, не слишком сильно. От тех оплеух было больше обидно, чем больно. Но урок усваивался, в следующий раз, прежде чем чего-нибудь учудить, ребенок внимательно смотрел по сторонам, чтобы не попасться.

А уж отругать за какой-то проступок – как нечего делать. И ничего, никто в милицию не бежал с жалобами, что дитятко обижают. Потому что, если уж дело дошло до оплеухи – ребенок нечто такое натворил, что его самого на учет поставить следует.

Но это все было тогда. Сейчас век другой. Все другое – и время, и люди, и отроки.

Погожий летний день, обычный двор обычной многоэтажки. Дети гуляют от мала до велика, мамаши друг с другом терпятся. Все как всегда. Ничего не предвещало беды.

Был среди тех детей шестилетний мальчуган, который катался себе на велосипеде, никому не мешал, никого не трогал. И докопался до него другой ребенок – парень постарше, лет двенадцати. Слово за слово, старший толкнул младшего, тот упал. От обиды обозвал как-то противника. Какое самое страшное слово может знать шестилетний пацан, который еще в детсад ходит? Допустим, "какашка". Старшаку это не понравилось, добавил малолетке кулаками. Ребенок, конечно, в слезы, побежал отцу жаловаться, который тут же, во дворе был, с соседями лясы точил.

Отец пошел разбираться. Нет, конечно, было б правильно сообщить в полицию, прибежал бы инспектор по делам несовершеннолетних, пацана поставили бы на учет. Потом, через пару лет – в колонию, стал бы авторитетным человеком. Но мужик рассудил, что такие радикальные меры ни к чему. Решил поступить по-свойски, по-соседски. Объяснить обидчику, что не дело маленьких задирать. Что шесть и двенадцать лет – это слишком разные весовые категории. Что если двенадцатилетний пацан ударил шестилетнего пацана – это равносильно, как если б он, тридцатилетний мужик, ударил бы этого, двенадцатилетнего. Сила совсем другая!