Бедная богатая девочка
Шрифт:
Евгения Ивановна поймала Симин взгляд и прокомментировала:
– Мой отец был академиком. Здесь все осталось так, как при
его жизни. Господи, какое счастье, что он не дожил до этого
дня, не узнал, что его любимая Анечка - наркоманка. Это убило бы его.
Сима запуталась в странной логике женщины. Раз он все равно умер, то как бы его это убило? В чем, собственно, счастье, что он умер? Поразмыслив, она решила, что, наверное, счастье в его незнании, что внучка стала наркоманкой.
Существует категория людей, которые всячески избегают говорить о наболевшем. Другие готовы излить душу первому попавшемуся
академика, перед родиной и вопиющей неблагодарности потомков (за этим следовал красноречивый жест, подчеркивавший скудность обстановки) на его негодяя-аспиранта, который бросил ее, беременную Анечкой, прихватив заодно идеи академика, вплоть до страшного потрясения, которое она испытала, вернувшись из командировки и увидев свою дорогую Анечку в ужасном состоянии.
Сима попыталась систематизировать полученные сведения. Выходило, что Аня Кислова жила с матерью в старой большой академической квартире на Ломоносовском проспекте. Пожилой академик при жизни возглавлял закрытый научно-исследовательский институт. Как многим крупным ученым старой закалки, ему были свойственны аскетичность и принципиальность, плоды которых и пожинали его потомки, живя в полупустой квартире с мебелью 50-х годов и огромной библиотекой. Единственное, в чем он пошел наперекор себе, была защита дочерью кандидатской диссертации и трудоустройство ее младшим научным сотрудником вверенного ему института. Академик болезненно пережил неудачный роман своего аспиранта с Женечкой, но родившуюся в результате этого внучку любил беззаветно и даже болезненно. Перестройка окончательно подкосила его здоровье, добило его отсутствие финансирования науки, имевшей в советские времена первостепенное значение. Младшие и старшие научные сотрудники уехали челночить в Турцию и Китай, доктора наук подались ремонтировать квартиры и бытовую технику. Академик умер в своем кабинете от сердечного приступа, сочиняя письмо Горбачеву. Следуя логике Евгении Ивановны, слава богу, что он не дожил до расстрела Белого дома, вопиющей и неприкрытой коррупции и распродажи всего, что только можно продать. Если в то время аспиранты и младшие научные отправились челночить, то сейчас их, пожалуй, привлекла бы доля братков, живущих весело, богато, но, увы, недолго.
Евгения Ивановна так и работала в институте, где нерегулярно получала пятьсот рублей в месяц. Получившая прекрасное воспитание, она знала три иностранных языка и основные деньги зарабатывала техническим переводом, что позволяло ей и Анечке не умереть с голоду. Но на работу она все-таки ходила с автоматизмом, с которым направлялась по утрам в ванную чистить зубы. Как ничего бы не случилось, если бы она этого не сделала, так никто бы не заметил и ее отсутствия на работе.
Анечка росла, была тихим, замкнутым, послушным ребенком.
Девочка рано научилась читать, и скоро романтические произведения классиков из дедушкиной библиотеки стали ее лучшими друзьями. Евгения Ивановна просто-таки умоляла дочь пойти погулять, записаться в кружок, секцию, но Аню это не интересовало. Она жила в мире придуманных историй, возвышенной любви, дуэлей и самоубийств
Но в последнее время Евгения заметила, что дочь изменилась. Было похоже, что она влюблена. Но Аня отличалась такой скрытностью, что выяснить что-либо было невозможно. По предположению Евгении Ивановны, они познакомились в Интернете. И она также была уверена, что именно этот человек приучил ее девочку к наркотикам.
Выслушав все, что хотела сказать Кислова, и выпив несколько заварочных чайников зеленого чая, который она предпочитала, Сима попросила разрешения осмотреть комнату Ани.
Здесь было тоже очень чисто и скромно: тахта, накрытая
пледом, переполненные книжные полки, письменный стол с компьютером. Внимание привлекал большой портрет маслом, изображавший молодую женщину изысканной красоты в декольтированном атласном платье цвета чайной розы. В чертах лица женщины, Евгении Ивановны и Ани были видны черты фамильного сходства.
– Моя мама, - вздохнула Кислова.
– Я совсем ее не знала, она умерла вскоре после того, как я родилась.
А отец больше так и не женился...
Видимо, Евгения Ивановна решила быть откровенной до конца и добавила:
– Она покончила с собой. Что-то вроде послеродового
психоза. Аня очень любила этот портрет. Вообще-то у нее были странные
идеи вроде того, что она умрет молодой: наверное, ей это кажется
очень романтичным. А еще они с Викой придумали странную игру
в Одетту и Одиллию.
– Она указала на лист из яркого календаря,
изображающий сцену из балета.
– Они вообразили, что являются
сторонами единого целого, неразрывны, составляют новую сущность.
Как вы понимаете, Аня воображала себя Одеттой, а Вика - Одиллией.
– Но ведь Одетта олицетворяет добро, а Одиллия
зло? Почему Вика захотела стать Одиллией?
– поинтересовалась
Сима.
– Наверное, были какие-то мотивы, я не знаю.
Я очень мало знаю о своей дочери, - неопределенно ответила Евгения
Ивановна.
– А вы просматривали ее компьютер?
– Я делала это постоянно, иначе откуда мне было что-либо
узнать, но Аня стирала почти всю переписку. Там было только коротенькое
письмецо, что-то вроде: "Я поняла, что должна попытаться перевоплотиться
в Одиллию, чтобы познать все, все стороны добра и зла, и то, что за
гранью добра и зла".
– А кому оно было адресовано?
– Сейчас покажу. Я переписала, а то ведь письмо
она стерла.
– Евгения Ивановна полезла в блокнот, полистала
его и показала Симе страничку: [email protected]. Сима аккуратно
переписала адрес в Интернете.
Яркая ручка с логотипом "Пуаро" выскользнула из
ее пальцев и укатилась под тахту. Сима опустилась на колени