Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла
Шрифт:
— Вы по-прежнему служите у ее высочества? — обрадовалась Анна.
— Я по-прежнему приближена к семье наследника престола, — уклончиво ответила Наташа. — И ради Михаила, ради его близких я готова помочь вам поскорее решить ваши проблемы. А так как дело не терпит отлагательств, и если вы не возражаете, я сегодня же заеду за вами на Итальянскую.
— О, благодарю вас, Натали, — смутилась Анна, — но я хотела бы…
— Да-да, помню, повидать детей, — кивнула Наташа. — Вы найдете их на лужайке близ Чайного домика, я только что увела оттуда Николеньку. Но поторопитесь —
Наташа оказалась права — Татьяна уже созывала детей, веселившихся на лужайке, когда Анна добежала до Чайного домика. Впрочем — добежала, это сказано с чрезмерным преувеличением. Бежать по дорожкам и аллеям Летнего сада считалась изрядным моветоном, и в действительности Анна просто шла — чуть быстрее, чем это принято в негласном прогулочном кодексе Летнего, но внутри нее — все бежало, летело, стремительно пересекая перекрестки и развилки, опасно лавируя между гуляющими. Анна даже порозовела от напряжения и волнения — как от быстрого бега. И вот она здесь!
Первой она увидела Катеньку — ангельское существо в окружении четырех серьезных юных джентльменов, соревновавшихся в игре в серсо. Андрей, сын Татьяны, был из них самым старшим и явно верховодил, а двойняшки Лизы и Михаила подшучивали над Ванечкой, ловко прикидываясь друг другом и убеждая того, что «нет, это Константин еще не бросал, нет — Александр!». «Проказники», — улыбнулась Анна и уже хотела было позвать сына, как Катенька (и как только почувствовала!) выглянула из-за мальчишеских спин и воззрилась на нее, а потом с криком: «Маменька! Маменька приехала!» бросилась к ней через всю лужайку.
К стоявшей поодаль Татьяне дар речи вернулся не сразу — обомлев при виде нежданно-негаданно появившейся Анны, она снова опустилась на скамеечку близ площадки, где до того момента сидела и только что поднялась, уже собираясь было уйти, и очнулась, лишь когда Анна, ведя Катеньку за руку, подошла к ней. Ваня степенно двигался следом — «мужская гордость» и полученное в Лицее воспитание не позволяли ему проявлять присущую девчонкам слабость, но о радости его встречи с матерью говорила и горделивая осанка и важная, взрослая походка, и сияющее от счастья лицо. Дождавшись Анну, Татьяна прежде всего хорошенько вгляделась в нее, потом протянула ей руки навстречу, обняла и — расплакалась.
— Таня, — с ласковой укоризной заговорила с ней Анна, — слезы стоит лить по усопшим, а я — живая, я вернулась. Утри глаза, дети смотрят, им не следует знать больше печали, чем способны взять на свои хрупкие плечи их юные души.
— Да-да, — прошептала Татьяна, отступая от нее, чтобы смахнуть слезы, — но я уже не чаяла, что свидимся. А тут еще изверг этот…
— Ты о моем новом родственнике? — удивилась Анна. — Меня уверили, что в этом деле все законно.
— Мы тоже поначалу так думали, а потом засомневались, — кивнула Татьяна, — вернее, Никита засомневался. Он последние дни все какой-то мрачный
— А что же Никита? — тихо спросила Анна, почувствовав, что червь подозрения, поселившийся в ее душе в минуты первого знакомства с так называемым Иваном Ивановичем, вновь ожил и принялся за свое разрушительное дело.
— Так ведь я его больше с тех пор и не видела. — Татьяна снова попыталась всплакнуть, но Анна взглянула на нее строго и вместе с тем просительно, и та сдержала рыдания. — Мы, как детей спасли, стали Лизавету Петровну отхаживать, а, уж, когда о Петре Михайловиче узнали, так и совсем закружились. Все же на меня легло, да, слава Богу, понемногу Варя помогала, вот только старая она — много ли может! А Никиту, мне сказали, в уезд увезли, говорят, барыня Долгорукая на него показала, что застала, когда он все поджигал. Только врет она!..
— Тише, тише. — Анна покачала головой, кивая на детей, которые по-прежнему безмятежно играли рядом, ожидая призыва вернуться, и Татьяна сникла. — И я никогда не поверю в то, что Никита на такую подлость пошел. А вот почему на него напраслину возвели, еще разобраться надо. Но сделать это я смогу лишь после аудиенции у наследника. Стану просить его помочь мне в свои гражданские права вернуться, а уж потом к Никите поеду…
Анна решительно поднялась, и Татьяна последовала за нею, подзывая детей. Всю дорогу Катенька щебетала, держась за руку матери, а мальчики торжественно шли впереди, и лишь, когда расселись по коляскам и Анна забрала сына и дочь с собой, Ванечка крепко прижался к материнскому боку и спросил:
— А папа ждет нас дома?
— Папа еще немного задержится, — прошептала Анна, целуя его в светло-русую макушку. Она не хотела обманывать сына, но была еще не готова рассказать детям всю правду о случившемся. Анна хотела избежать еще одной муки, их и так оказалось слишком много для нее.
После обеда, когда детей увели спать, Анна собралась было подняться к Лизе, но дворецкий сообщил ей, что внизу ее ждет карета. «Наташа», — поняла Анна и, объяснив причину своего отъезда Репниным (они так странно переглянулись, хотя и промолчали, услышав об участии Наташи в ее делах, но Анна не решилась тратить время на разбирательства), она с благодарностью за все сделанное ими откланялась и заторопилась к выходу.
Глава 3
Милость богов
Анна была уверена, что они с Наташей направляются к великой княгине, фрейлиной которой та оставалась уже много лет, но, когда Репнина велела кучеру подъезжать к Зимнему дворцу не со стороны главных ворот, а с набережной, и остановиться близ углового, неприметного входа, она удивилась и не преминула высказать свое недоумение.
— Вы еще успеете поблагодарить Марию Александровну, — заметила Наташа. — Ваше главное дело — не материнское, а гражданское, и потому нам следует в первую очередь предстать перед его высочеством.