Бедная Персефона
Шрифт:
— Забери меня отсюда, меня тут обижают, — ну как маленькая ей-богу.
Вот, по-хорошему, ну нет мне дела до ее страданий и час настолько поздний, что неприлично как-то даже. Я ни разу не рыцарь без страха и упрека. Но терпеть не могу бабские слезы. Просто ненавижу. Вечно манипулируют с их помощью и вертят, как хотят.
— Чуча, давай членораздельно объясни, где ты и кто обижает? — прям не сдержался.
— В «Прозерпине», — ревет белугой, — эти мудаки мне наливать отказываются…
— Та тебе
Иван, ты и правда помчишься спасать эту микро-Медузу Горгону? А что? Ночь — пора необдуманных поступков.
Быстро одеваюсь и сажусь в машину и уже через 15 минут, вхожу в этот филиал Тартара на поверхности. Фе, ну дырища, а контингент: ханурики, которые тут спят, по-видимому, пару захудалых девиц, не только легкого или уже даже нелегкого поведения, и кучка студентов, которые вылавливают тут «свежее мясо» на ночь. Ну и, конечно, гвоздь программы — ее высочество Пугало Огородное, мирно дремлющее за барной стойкой. Спит себе и слюни во сне пускает. Милота!
Это ж как надо было так накачаться? Пытаюсь ее разбудить:
— Корина! — трясу за плечо, ноль реакции. Еще раз уже пытаюсь оторвать ее от стула. Ну блин! Давно ли ты, Иван Страхов, в няньки нанимался? Рывком поднимаю ее, укладываю на плечо и стремлюсь к выходу. Но меня останавливает охранник:
— Куда девушку тащишь?
— Брат, ну не время сейчас для объяснений, видишь, человеку плохо, а я — скорая помощь для заблудших душ!
По-моему, он не слишком меня понял, но отпустил с миром!
Гружу тело на заднее сидение. А что дальше? Везти и передать этот подарок судьбы самому проректору среди ночи? Тут, конечно, дело такое… Или везти к себе? Пусть проспится…
Дилемма. Тем более ж чуча эта… горе одно.
— Чучундра, — пытаюсь ее разбудить, — куда тебя везти, хоть адрес скажи, окаянная!
Оно открыло один глаз и непонимающе на меня посмотрело:
— Подойди поближе, — прохрипело голосом удава из «Маугли».
Я простодушно наклонился к ней, и она мастерским захватом вцепилась в мою шею, потянув на себя, и принялась бешено целовать.
— Ну чего ты, как не родной, — прошипело, немного ослабив хватку.
О! Ну такого даже я не ожидал. Ты вот посмотри, что происходит. Вот представьте ситуацию на секундочку. Я ни ухом, ни рылом, и тут эта пигалица со своими пьяными ласками. Сказать, что офигел, это очень слабо.
— Та отпусти меня, малахольная, выпила, так тебя на мужика потянуло? — смотрю на это чудо в перьях в упор.
— Тю, — пьяно лыбится, — а тебе не понравилось что ль?
Демонстративно вытираю губы:
— Всегда мечтал, чтобы меня облобызала пьяная девка на стоянке возле паршивого клуба.
Ее личико становится картинно
— Какой же ты все-таки козел, Страхов! Не Страхов, а Затрахов…
— За козла, спасибо! А насчет Затрахов, я ж даже не начинал. И не начну, нечего мне делать с пьяным телом. Куда тебя везти, ты, исчадье ада?
— А поехали к тебе!
— Ты совсем края попутала?! Только домой!
— А у меня никого дома нет: папа — на даче, мама — уехала, и ключа нет… — ты смотри какая продуманная, — и вообще нет желания туда ехать.
Ну что ж делать? Каким бы мерзавцем я не был, бросить ее сейчас одну на улице — это даже для меня слишком… Ну, и сотрудница ж моя! Хотя кого я обманываю, какая там сотрудница — одно недоразумение!
— Ладно, половая активистка, поехали, только чур без глупостей!
И только сажусь за руль, это чудо тошнит прямо в машине. Приехали!
— Ты как там жива?
— Жива, но маленько… — и снова рвет.
Химчистка салона… А лучше выжечь напалмом.
Подъезжаю к дому. Вот как тебя, Иван Василич, так угораздило. Жил себе не тужил… Эх.
Заглядываю на заднее сидение. Это нечто, облёванное, извините за подробности, мирно спит и лапки свои под голову положило. Вытягиваю ее. Ну и запах! Она что бензин пила и соляркой запивала. Завтра, вернее уже сегодня, разберусь с этим…
Затаскиваю ее в квартиру и прямиком в ванную. Блин, что это под ногами…. Мамина шавка таращится на меня из темноты и начинает истошно лаять…
— Фу, Цербер, свои! — ну не мерзкое создание, уже бежит и ластится, как кот, к моей ноге. Еще один озабоченный.
— Так, сирена для титана, пора водных процедур, — и начинаю ее умывать, смывать блевотину с ее волос. Надо ж было такое отрастить.
Она немного приходит в себя:
— Ой, где я?
— Там, куда ты так стремилась, зараза! Чё ж ты так, Алена Михаловна?
— У меня выпускной был, — икает.
— И что с того? А в дыре той, что одна делала?
— У меня было свидание… Ой, а чего это ты, черт рогатый, заделался воспитателем?
— Воспитывать избалованную великовозрастную девицу, нет уж уволь, пусть тебя мама с папой воспитывают, а я констатирую факт, ты нажралась, как собака из анекдота про «лай-лай-лай».
— Фу, какое грубое слово «нажралась» … Ну ты скотиняка…
Я еще и скотиняка?! Чуча вот доиграется и я все-таки придушу.
Смотрю, она уже сняла пиджак, и пытается стянуть топ. Упс!
— Ты что делаешь?
— Ты слепой? Раздеваюсь, не могу ж я в заблёванной одежде ходить!
— Дай хоть выйду!
— Та ладно тебе, ты ж врач, что ты тут не видел.
А точно! Но когда она оказывается в одном белье. И кто это так назвал вообще? Три полосочки. Еле прикрывавшие определенные места.