Бег (с иллюстрациями)
Шрифт:
Б а р а б а н ч и к о в а (садится, кутаясь в попону). Ты, интеллигент проклятый, заткнись мгновенно! «Погоны», «погоны»! Здесь не Петербург, а Таврия, коварная страна! Если на тебя погоны нацепить, это еще не значит, что ты стал белый! А если отряд переодетый? Тогда что?
Вдруг мягко ударил колокол.
Ну, зазвонили! Засыпались монахи-идиоты! (Голубкову.) Какие штаны на них?
Г о л у б к о в. Красные!.. А вон еще въехали, у тех синие с красными боками...
Б
Послышалась глухая команда де Бризара: «Первый эскадрон, слезай!»
Что такое! Не может быть? Его голос! (Голубкову.) Ну, теперь кричи, теперь смело кричи, разрешаю! (Сбрасывает с себя попону и тряпье и выскакивает в виде генерала Чарноты. Он в черкеске со смятыми серебряными погонами. Револьвер, который у него был в руках, засовывает в карман, подбегает к окну, распахивает его, кричит.) Здравствуйте, гусары! Здравствуйте, донцы! Полковник Бризар, ко мне!
Дверь открывается, и первой вбегает Л ю с ь к а в косынке сестры милосердия, в кожаной куртке и в высоких сапогах со шпорами. За ней – обросший бородой д е Б р и з а р и вестовой К р а п и л и н с факелом.
Л ю с ь к а. Гриша! Гри-Гри! (Бросается на шею Чарноте.) Не верю глазам! Живой? Спасся? (Кричит в окно.) Гусары, слушайте, генерала Чарноту отбили у красных!
За окном шум и крики.
Л ю с ь к а. Ведь мы по тебе панихиду собирались служить!
Ч а р н о т а. Смерть видел вот так близко, как твою косынку. Я как поехал в штаб к Крапчикову, а он меня, сукин кот, в винт посадил играть... малый в червах... и на тебе – пулеметы! Буденный – на тебе, с небес! Начисто штаб перебили! Я отстрелялся, в окно и огородами в поселок к учителю Барабанчикову, давай, говорю, документы! А он, в панике, взял, да не те документы мне и сунул! Приползаю сюда, в монастырь, глядь, документы-то бабьи, женины – мадам Барабанчикова, и удостоверение – беременная! Крутом красные, ну, говорю, кладите меня, как я есть, в церкви! Лежу, рожаю, слышу, шпорами – шлеп, шлеп!..
Л ю с ь к а. Кто?
Ч а р н о т а. Командир-буденовец.
Л ю с ь к а. Ах!
Ч а р н о т а. Думаю, куда же ты, буденовец, шлепаешь? Ведь твоя смерть лежит под попоной! Ну приподымай, приподымай ее скорей! Будут тебя хоронить с музыкой! И паспорт он взял, а попону не поднял!
Люська визжит.
(Выбегает, в дверях кричит.) Здравствуй, племя казачье! Здорово, станичники!
Послышались крики. Люська выбегает вслед за Чарнотой.
Д е Б р и з а р. Ну, я-то попону приподыму! Не будь я краповый черт, если я на радостях в монастыре кого-нибудь не повешу! Этих, видно, красные второпях забыли! (Махрову.) Ну, у тебя и документ спрашивать не надо. По волосам видно,
П а и с и й (влетает). Что вы, что вы? Это его высокопреосвященство! Это высокопреосвященнейший Африкан!
Д е Б р и з а р. Что ты, сатана чернохвостая, несешь?
Махров сбрасывает шапку и тулуп.
(Всматривается в лицо Махрова.) Что такое? Ваше высокопреосвященство, да это действительно вы?! Как же вы сюда попали?
А ф р и к а н. В Курчулан приехал благословить донской корпус, а меня пленили красные во время набега. Спасибо, монахи снабдили документами.
Д е Б р и з а р. Черт знает что такое! (Серафиме.) Женщина, документ!
С е р а ф и м а. Я жена товарища министра торговли. Я застряла в Петербурге, а мой муж уже в Крыму. Я бегу к нему. Вот фальшивые документы, а вот настоящий паспорт. Моя фамилия Корзухина.
Д е Б р и з а р. Mille excuses, madame![1] А вы, гусеница в штатском, уж не обер ли вы прокурор?
Г о л у б к о в. Я не гусеница, простите, и отнюдь не обер-прокурор! Я сын знаменитого профессора-идеалиста Голубкова и сам приват-доцент, бегу из Петербурга к вам, к белым, потому что в Петербурге работать невозможно.
Д е Б р и з а р. Очень приятно. Ноев ковчег!
Кованый люк в полу открывается, из него подымается дряхлый И г у м е н, а за ним – х о р м о н а х о в со свечами.
И г у м е н (Африкану). Ваше высокопреосвященство! (Монахам.) Братие! Сподобились мы владыку от рук нечестивых социалов спасти и сохранить!
Монахи облекают взволнованного Африкана в мантию, подают ему жезл.
Владыко. Прими вновь жезл сей, им же утверждай паству...
А ф р и к а н. Воззри с небес, Боже, и виждь и посети виноград сей, его же насади десница твоя!
М о н а х и (внезапно запели). ??? ???????? ????????![2]
В дверях вырастает Ч а р н о т а, с ним – Л ю с ь к а.
Ч а р н о т а. Что вы, отцы святые, белены объелись, что ли? Не ко времени эту церемонию затеяли! Ну-ка, хор!.. (Показывает жестом – «уходите».)
А ф р и к а н. Братие! Выйдите!
Игумен и монахи уходят в землю.
Ч а р н о т а (Африкану). Ваше высокопреосвященство, что же это вы тут богослужение устроили? Драпать надо! Корпус идет за нами по пятам, ловят нас! Нас Буденный к морю придушит! Вся армия уходит! В Крым идем! К Роману Хлудову под крыло!
А ф р и к а н. Всеблагий Господи, что же это? (Схватывает свой тулуп.) Двуколки с вами-то есть? (Исчезает.)
Ч а р н о т а. Карту мне! Свети, Крапилин! (Смотрит на карту.) Все заперто! Гроб!