Беги, Василич, беги!
Шрифт:
Глава 24
Дом был рубленый, настоящий и стоял он как бы в стороне от кострища, находившегося в центре огороженного бревнами двора. Бревна сруба были проложены мхом, хорошо забитым в щели. Все было массивно и экологически чисто.
По всем показателям, это было святилище местного служителя богов, который здесь проводил ритуалы и сам же здесь жил.
Обстановка в доме простая. Вешалка в углу. Обыкновенная доска с сучками, на которых висела лопотина и одна шубейка, на которой, вероятно, Гудыма и спал, и которую носил в ненастную погоду.
Деревянная горка для посуды представлялf собой несколько жердин,
Покуривший Гудыма достал из загашника деревянную дощечку, на которой ножом было вырезано изображение, отдаленно напоминающее Иисуса Христа, поставил ее в угол и стал усердно молиться.
К Богу приходят люди, которым откровенно не везет в жизни и те, кто поураганил в свое время так, что грехи стали давить не только на грудь, но и на голову. И Гудыма молился Христу в то время, когда христианства на Руси еще не было.
— Господи, прости нам все прегрешения, дай нам хлеб насущный на каждый день и избавь от козней лукавого, — бубнил мужичок, — а еще сделай так, чтобы соратники мои по революционной борьбе с контрреволюцией никогда не пришли к власти, ибо тогда они натворят столько дел, что России нашей никогда не отмыться от них…
— Раньше молиться надо было, — сказал я Гудыме, — дружки твои как раз пришли к власти, вцепились в нее зубами и тянут страну в логово Феликса Дзержинского, раздирая ее на лакомые куски для кормления.
— Это в твоей жизни так, а в моей жизни, о которой я молюсь, такого не будет никогда, — ответил Гудыма, как бы не прерывая молитвы, — ибо сила Твоя и царствие Твое во веки веков. Аминь!
— Ты когда молитвы-то вспомнил? — спросил я. — Уж не во время ли расстрелов в подвалах ВЧК? И скольких священников ты самолично застрелил?
— Я в расстрелах не участвовал, — сказал мужичок, — а вот арестовывать приходилось изрядно. И многие из них домой не вернулись. А к священникам я не прикасался. Ризы с икон обдирали, чтобы голодных накормить, это было, но ведь священники ничего не производят и за счет народа кормятся. Мироеды они.
— А сам-то ты кто? — снова спросил я. — Разве не мироед? Маузером махал, рассказывая, что посланец Богов, и сейчас как бы священником работаешь, ничего не производишь, а питаешься за народный счет. Мироед ты и есть, и тебя нужно раскулачить.
— Ладно, ты говори да заговаривайся, — миролюбиво сказал Гудыма, — я тут сам веду свое хозяйство, девки иногда прибегают в доме порядок навести, а я вот на охотку с рогатиной хожу, самоловы и самострелы ставлю, да и я сам люблю стрелу в дичь пустить. Погоди-ка, мы с тобой еще на охоту сходим.
Топот лошадиных копыт прервал нашу беседу. В святилище на коне въехал всадник.
— Гудыма, — закричал он, — давай собирайся к князю, гости к нему едет по твоим делам. И гостя своего захвати. И не мешкай, — и он сразу скакал.
Глава 25
— Это никак обо мне идет речь? — проявил я свою догадливость.
— О тебе, мил человек, — подтвердил Гудыма, — к князю гости едут соблазнять своими религиями, а я и ты будем как бы советчиками того, к какой религии князю приткнуться. Так что думай сам, если не в тему будешь говорить, то в лучшем случае тебя утопят, а в худшем — сварят в чане на площади. Русичи люди простые и порядки у них простые, а княжий суд самый скорый и самый правый.
— Да, как у нас в современной России, — сказал я.
— Неужто сам князь
— Сам, — подтвердил я. — Вроде бы и есть законы, а вот по отдельным делам князь сам через судей выносит приговоры. Вот, например, два года назад две девки-скоморошки пятнадцать секунд в храме кривлялись, пели молитву Богородице, чтобы князя прогнала. Так девкам дали по два года тюрьмы, не посмотрели даже, что у них дети малые есть. И сам князь следил, чтобы никакого условно-досрочного освобождения не было. До сих пор девки сидят. А он опирается как бы на «народ», который готов с кольями и вилами идти на погромы тех, кто против князя слово имеет. Вот такие у нас времена.
— Россия не меняется, — вздохнул Гудыма, — царь Петр Россию сгибал, да не согнул. Народ России может что-то сказать и сделать только тогда, когда почувствует гибель свою. Я хоть грамотешкой многих людей не превзошел, но вот знаю, что народ активничал только во время Великой смуты, и то активничал по-разному, кто-то грабил, а кто-то в ополчение шел Кремль от поляков вызволять. А в другие времена народу-то нашему все одно было, кто над ним стоит, то ли помещик-рабовладелец, то ли басурманин какой за податью пришедший. И ведь беды-то русские начнутся после того, как Русь примет какую-то веру себе кроме той, что у них есть сейчас. Из гордых русских людей иноземные завоеватели и собственные князья-цари-рабовладельцы сделают бессловесное быдло, которое молча идет на убой, принося с собой либо топор, либо веревку, чтобы князей и завоевателей в расход не вводить. Вот и смотри, как себя вести и кого князю рекомендовать. Я, понимаешь, лучше помолчу, потому что ты человек грамотный, современный, историю всю знаешь, не то, что я, который как остановился в 1923 году, так и стоит там столбом. Давайкося, поснедаем немного да будем собираться в путь. Сейчас придет Светолика и покормит нас.
— Какая Светолика? — не понял я.
— Какая? — переспросил Гудыма. — Обыкновенная, имя у нее такое, лицо светлое, вот и назвали ее Светоликой. Да сейчас сам увидишь.
Пока мы умывались, в горнице появилась девушка. Действительно, светла лицом и волосы цвета спелой пшеницы заплетены в косу поверх длинного сарафана. Увидев меня, она сразу покраснела и попыталась убежать, да Гудыма остановил ее:
— Стой, егоза, куда помчалась? Сейчас вот с гостем знакомить буду. Зовут его, — и он посмотрел меня, вспомнив, что не спросил моего имени, — Олег, роду не княжеского, но очень высокого, так что если тебя просватает, то спуску не даст…
— Как бы сам защиты от спуска не искал, — подбоченилась Светолика.
— Смотри, егоза, — погрозил Гудыма пальцем, — спроворь нам на скорую руку что-нибудь на стол, к князю идем, а там застолье не скоро будет.
На скорую руку была пареная репа, стоявшая в печке, краюха хлеба, лук зеленый, соль в деревянной солонке и кружка кислого кваса.
Я к этому времени достаточно проголодался, поэтому налегал на диковинные продукты, нахваливая их, особенно репу. Кто из вас, ребята, ел репу? Мало кто, а некоторые даже и не представляют, что это такое, хотя слышали выражение, что что-то может быть проще пареной репы. Так вот, репа относится к семейству капустных, кругленький такой плод с оригинальным вкусом, до картошки был основным продуктом питания и врачевания. Сам раньше не знал, что репа обладает мочегонным, антисептическим, противовоспалительным, ранозаживляющим и обезболивающим действием. Детей тогда репой лечили от рахита, заболеваний костей и крови.