Беглец
Шрифт:
– Пойдем, пойдем отсель, голубушка, - подхватила Максимовна.
– Что ж тут стоять, сердце надрывать? Оно ить не каменное...
Мамка и папка тоже начали приговаривать и уговаривать, доказывать, что теперь горю не поможешь, нечего и убиваться, и стоять тут не следует, мало ли до беды... Юливанна все так же не слушала и не слышала их, смотрела на ревущие валы, потом в ней словно что-то сломалось - руки упали, плечи опустились. Юрка подумал, что она сейчас упадет, но тут Максимовна обняла ее за плечи, повернула и повела к дому. Ветер трепал ее мокрое разорванное платье, запрокинул
Они пришли к палатке. Максимовна хотела ее посадить, но Юливанна не села, высвободилась и как-то дико оглянулась вокруг, не понимая, почему, зачем ее привели сюда, повернулась, чтобы идти обратно, но Максимовна удержала ее, а дед заступил ей дорогу.
– Нет, - сказал он, - не надобно туда ходить. Ему не поможешь, а до беды недолго... Вы уж тут посидите, али к нам в дом пойдемте...
Юливанна отрицательно повела головой.
– Ну нет так и нет, а туда ходить ни к чему. Хватит одной беды. Такое дело, Федор, придется тебе в Гроховку смотаться: надо в сельсовет заявить, пускай дадут знать в район - мало ли где его может выкинуть...
Лицо Юливанны дрогнуло, она закусила губу, потом, сдерживая себя, с трудом проговорила, все так же глядя в землю:
– Пошлите телеграмму... Деньги у меня в сумочке, в палатке. Там его паспорт и адрес...
– Кому телеграмму?
– Его жене.
У папки отвисла челюсть, глаза деда спрятались в морщинах, мамка и Максимовна переглянулись, лица их одеревенели.
– Как же это, - сказал дед, - а...
Юливанна подняла голову, посмотрела ему в лицо.
– Я не жена... Мы... А, да что вам до этого?..
Она повернулась и пошла назад, к берегу. Все так растерялись, что теперь уже никто ее не удерживал, а только смотрели ей вслед, а она шла все быстрее и быстрее, спустилась с бугра, потом вдруг остановилась, ноги у нее подломились, она упала. Папка бросился туда, но мамка крикнула:
– Куда? Чего тебе там отираться?..
И он остался на месте. А Нюшка побежала к Юливанне, за ней Федор, а за Федором побежал Юрка.
Нюшка уже стояла над ней на коленях, звала ее, трогала, Юливанна не отзывалась и не шевелилась. Юрка с ужасом подумал, что она уже умерла, потому что лицо у нее стало какое-то серое, но Нюшка приложила ухо к груди, послушала и сказала:
– Вроде живая. Еле-еле... Чего теперь делать-то, а?
– Давай туда отнесем, не валяться ж тут...
– сказал Федор.
Он подхватил Юливанну под плечи и поднял, Нюшка обхватила ее ноги у колен, они понесли ее на бугор. Левая рука Юливанны свесилась вниз, Юрка подбежал и поднял. Рука была холодная и совсем неживая.
Ее положили под кустом тамариска, в жиденькой прозрачной тени.
– Обморок, - сказал папка.
– Полагается все расстегнуть и нюхать нашатырь.
– А чего расстегивать, - сказала Нюшка, - когда на ней ничего нет разлетайка да купальник.
– Обморок!
– повторила Максимовна.
– У меня их сроду не было...
– Ну, у тебя, - вдруг озлился
– Ничего, - сказал дед, - пущай полежит, отлежится - очуняет...
Нюшка не стала ждать, пока Юливанна "очуняет", начала дуть ей в лицо, махать перед ним руками, потом набрала в рот воды, брызнула раз, другой, но ничего не помогло - Юливанна не пошевелилась.
– Вот оно какое дело-то оказывается...
– сказал дед.
– От такого дела упадешь!
– подхватил папка.
– Да уж теперь хоть стой хоть падай...
– А я, между прочим, давно догадался. Это было сразу видно, у меня глаз наметанный...
– Ты молчи!
– сказала мамка.
– У тебя не только глаз... А вы чего тут?
– закричала она на Митьку и Славку.
– А ну марш отсюда!
Но Митька и Славка никуда не ушли, потому что в это время пришел Сенька-Ангел. Он еще издали помахал рукой и крикнул:
– Привет честной компании! Чего это вы хаты побросали? Я подъехал двери настежь, а никого нет... Ну, мы загораем - чертова переправа опять не работает, а вы что?..
– Курортник наш утонул, - сказал дед.
Оживление смело с лица Семена.
– Как это?
– Ну как? Купаться полез.
– Вытащили?
– Где там! Шторм вон какой...
– А...
– Семен поискал глазами, увидел лежащую Юливанну, - а она что же?
– Вот лежит, не то живая, не то мертвая...
– А она, между прочим, - сказал папка, - знаешь, какая оказалась?
– Какая?
– Ну, эта самая, - сказал папка и подмигнул.
– А ты святой?
– зло спросил Семен.
– Про твою святость даже твоя жена знает...
– Ты в наши дела не суйся!
– сказала мамка.
– Мне ваши дела до лампочки... Она, может, доходит, а вы, святые, стоите над ней, тары-бары разводите?
– Так а мы что - доктора, что ли?
– сказала Максимовна.
– Сказал бы я вам, кто вы... Федор, давай бери, понесли ко мне на машину... А вы, ребята, нагребите соломы.
Юрка и Славка бросились к стогу.
– Вы из середки, из середки-то не дергайте, с краю собирайте!
– вслед им закричал дед.
Юрка и Славка нарочно, назло надергали вороха соломы получше и потащили к машине. Она стояла у ворот. Семен откинул борт, расстелил солому, покрыл одеялом, которое Нюшка принесла из палатки, потом вместе с Федором поднял и уложил Юливанну.
Она была как мертвая.
– Так нельзя, - сказал Семен, - надо, чтобы кто-то придерживал...
– А куда ты ее? В Евпаторию ж теперь не проехать, - сказал Федор.
– В Черноморск, в больницу. Еще ближе - всего двадцать два километра.
– Можно, я поеду?
– попросил Юрка.
– Еще чего?
– сказала мамка.
– Никуда ты не поедешь!
– Давай, Федя, ты, что ли?
– сказал Семен.
Федор взобрался в кузов, сел возле Юливанны. Семен закрыл борт.
– Ты слышь-ка, Семен, - сказал дед, - на вот паспорт евонный и деньги, отправь телеграмму по месту жительства, жене, значит... Ну и сообщи там, куда следует.