Бегом на шпильках
Шрифт:
Я улыбаюсь: отчасти потому, что покончила с тоскливым паломничеством под названием «завтрак», а отчасти — потому, что живо представила себе реакцию двенадцатилетней Бабс на Алана. От такого имени можно с ума сойти — даже если ты парень. Должно быть, Энди гораздо храбрее, чем я думала: насколько мне помнится, ее хук справа уже тогда был беспощадным. Я снова улыбаюсь, но вдруг замираю, припомнив главное. Бабс заслуживает того, чтобы узнать всю правду. Сегодня же позвоню ей. Нет, не сейчас, сейчас еще только 10:25, они наверняка покупают новый диван или выбирают имена для своих будущих детишек, или чем там еще обычно занимаются женатики. Отрываю от пачки желтый листочек, пишу заглавными
— О господи, Энди, привет, это Натали! Прости, я тебя разбудила, да? Э-э, извини за вчерашний вечер.
— За что?
— Ладно, не бери в голову, слушай, давай я перезвоню попозже… Вообще-то я хотела поговорить с твоей мамой насчет работы, но она, наверное, как раз сейчас в кулинарии.
— Я могу ей переда-а-а-а-ать! — стонет он. Я даже пугаюсь, но тут же догадываюсь, что Энди просто зевает. — А-а-а-а! Извини. Я увижу ее вечером. Все, я уже не сплю… кхак!.. прости, поперхнулся!
Как правило, я не люблю участвовать в физиологических функциях, — точнее, отправлениях, — других людей. Когда-то давно в жизни Франни был период, когда она, месяц за месяцем, — простите за невольный каламбур, — без конца и с маниакальной навязчивостью твердила всем о своих месячных. Месячные такие, месячные сякие, сегодня устала (сильные месячные), дикая головная боль (сильные месячные), ужасные спазмы (сильные месячные), смертельная тошнота (сильные месячные). Она единственная из всех моих знакомых, у кого месячные приходили с регулярностью раз в неделю, и — можете считать меня женоненавистницей, но бесконечные блоки новостей с «Горячей линии месячной информации Франни» в конечном итоге начали вызывать тошноту у меня самой.
Однако першение в горле я еще так-сяк могу перенести: конечно, если при этом не упоминать слова типа «мокрота» и «слизь». Кроме того, когда Энди говорит, что «поперхнулся», я чувствую, как в груди у меня наконец растворяется никак не желавший исчезать комок.
— Знаешь, — говорю я вдруг, — если отчий дом тебе в тягость, ты всегда можешь вернуться обратно ко мне.
Наступившая тишина кричит и вопит. Считаю в уме проклятия на свою голову. Ведь могла же сказать: «Хрустальному шару в пустой спальне некому блестеть».
— Да? Ты уверена?
Поскольку в моем случае фраза: «Была б неуверена — не предлагала бы», — прозвучала бы нелепейшим враньем, я ограничиваюсь коротким:
— Да.
— Тогда как насчет завтра утром? Тебя устроит?
— Ух ты, — тихо шепчу я. — Похоже, кое-кого там достало не на шутку.
— Ладно-ладно, Натали, — отвечает Энди злорадно. — Тебе самой еще предстоит познакомиться с этим поближе. В понедельник, в девять утра. Мамочка в полной боеготовности.
— Ты думаешь, они захотят, чтобы я приступила так скоро? — пугаюсь я. — Нет, я не против, вот только Мэтт, мой экс-босс, как раз собирался подбросить мне кое-какую работенку.
— Ну да, конечно, помню, тот парень, что заходил в прошлый понедельник. Когда мы с тобой заключили наш договор насчет пилатеса-Шивананды. — «Черт бы побрал тебя вместе с твоей компьютерной памятью», думаю я. — Послушай, Натали, это же классно! Ты не торопись, а когда соберешься, просто извести моих за день.
— За день?! Ты уверен, что они будут не против?
— А с чего
Кладу трубку на место и зажимаю рот ладонями. Энди снова будет жить со мной! Как такое могло случиться?
Набирая номер с бешеной скоростью, звоню Мэтту: спрашиваю, занимался ли он когда-нибудь Шивананда-йогой. В ответ раздается:
— Совсем охренела?! Да я скорее себе задницу заштопаю!
Суббота тянется как смачный зевок. Если ты не помешана на еде, то чем еще заниматься в субботу? Воспрянуть духом помогает фраза, которую использовала Алекс на прошлом занятии. «Вообразите, что ваши позвонки — это жемчужины на нитке», — сказала она. Даже рискуя показаться сентиментальной, я должна признаться, что этот образ меня глубоко тронул (никогда раньше не представляла себе свои позвонки не чем иным, как прозаичным и в то же время прагматичным: «мои позвонки»). Отдавая дань уважения их важности как части тела, я никогда не думала о своем позвоночнике как о чем-то драгоценном. Вскочив на ноги, роюсь в сумке в поисках расписания занятий в спортзале.
Через три с половиной часа я студнем расползаюсь по голубому коврику, гадая, почему это упражнения, которые, по словам Алекс, «на девяносто процентов — всего лишь лежание на полу», так изнуряют? А сидеть прямо — так это вообще смерти подобно! Нет, не то чтобы я жалуюсь: просто как-то странно. Можно набрать десять миль на бегущей дорожке, а ступни все равно будут жаждать новых свершений. А после пилатеса — который, по сути, то же самое, что валяться на диване с пачкой чипсов, — я чувствую себя полностью измочаленной. И успокоенной. Что весьма полезно.
— Эй, Спящая красавица. Не хочешь сходить чего-нибудь выпить? — Алекс склоняется надо мной: ее широкая улыбка кажется ослепительно-белой на шоколадном лице.
— Если у тебя есть время, — вздыхаю я.
Алекс закатывает глаза.
— У меня есть время. Встречаемся в баре, через пять минут.
Я смущаюсь и краснею, повествуя ей о своей новой жизненной цели. Дело в том, что Алекс обладает потрясающей способностью внимательно слушать. Она не из тех, чей взгляд вечно мечется во время разговора: куда угодно, но только не на тебя, и она никогда не перебивает тебя словами вроде «да, точно, конечно», как бы поторапливая твою никчемную болтовню, чтобы поскорее заговорить самой. Она просто сидит, смотрит, слушает и ждет, пока ты не выскажешься до конца. Ужасно необычно.
— В общем, мне просто хочется узнать о пилатесе чуть больше. Прежде чем совершить какое-нибудь безрассудство: например, потратить все свои сбережения на оплату курса, — заканчиваю я.
Алекс кивает.
— Все правильно, Натали. Всегда нужно как можно больше узнать о предмете твоих желаний, прежде чем добиваться его. Я, например, раньше была адвокатом. И пилатес для меня был всего лишь хобби.
И тут же ошарашивает меня плохими новостями. Пилатес — это не только валяться на коврике. Оказывается, вечерний курс пилатеса может занять целых два года. Придется выучить несколько тысяч самых разных упражнений. Анатомия, физиология, спортивные травмы, методы реабилитации. Очень многие из бывших танцовщиц теперь занимаются этим профессионально. И если у тебя нет танцевальной подготовки, то будет очень тяжело. Если же ты занималась танцами, то знаешь, как работает тело. Ей самой пришлось учиться дольше других; то же самое ожидает и меня.