Бегущий по лезвию бритвы
Шрифт:
— Мы предполагали, что сейчас тридцать девятый,— ровным голосом сказал Дон Денни. Даже в этих обстоятельствах голос его звучал абсолютно спокойно.
— Дату я установил легко,— сказал Джо,— Еще в своей квартире в Нью-Йорке. Там оказалась газета. Вчера было двенадцатое сентября тридцать девятого года. Сегодня, получается, тринадцатое. Французы утверждают, что прорвали линию Зигфрида.
— Обхохочешься,—сказал Йон Илд.
— Я надеялся, что вы, поскольку вас много, задержались в более позднем времени. Да, ничего теперь не поделаешь...
— Ну, тридцать девятый,
— Спокойно, Фред,— сказал Апостос.
— А ты что думаешь обо всем этом? — повернулся Джо к Пат.
Пат только пожала плечами.
— И все-таки?
— Мы переместились в прошлое,— сказала Пат.
— Неверно,— сказал Джо.
— Что ты хочешь этим сказать? Что мы попали в будущее, что ли?
— Мы никуда не попали. Где были, там и остались. Но весь окружающий нас мир по какой-то причине — есть несколько возможных причин,— мир претерпел регрессивное развитие. Все предметы, вся реальность откатилась к предшествовавшим формам. К тем, которые она принимала пятьдесят три года назад. Впрочем, регресс может и продолжиться. Но меня интересует Рансайтер — были ли его проявления с тех пор?
— Рансайтер лежит вон там,— сказал Дон Денни с необычной для него экспрессией,— мертвый как селедка. Это единственное его проявление.
— Мистер Чип, скажите, пожалуйста,— начала Фрэнси Спэниш,— у вас ни с чем не ассоциируется слово «Убик»?
До Джо не сразу дошел смысл вопроса.
— О господи,— выдохнул он,— да вы просто не можете отличить проявление от...
— Фрэнси видела сон,— сказала Типпи.— Она всегда их видит. Расскажи Джо свой убиковый сон, Фрэнси. Это она его так назвала, Джо. Убиковый сон. Она видела его прошлой ночью.
— Я так назвала его, потому что это на самом деле был убиковый сон,— сказала Фрэнси. Ее пальцы нервно сплелись.— Понимаете, мистер Чип, этот сон отличался от всех, что были прежде. Огромная рука опустилась с неба — словно рука Господа нашего. Неимоверная, как гора. Сжатая в кулак, подобный скале. Я поняла, что в этом таится наиважнейший смысл, что там, в кулаке, находится что-то такое, что повлияет на мою жизнь и на жизнь всех людей на Земле. Я ждала, когда пальцы разожмутся,— и они разжались. Они разжались, и я увидела, что скрывалось там...
— Аэрозольный баллончик,— сухо сказал Дон Денни.
— А на аэрозольном баллончике,— продолжала Фрэнси,— было одно только слово, огромными золотыми буквами, горящими как пламя: «УБИК». И ничего больше. Такое странное слово. А потом пальцы сжались, обхватили баллончик, и рука поднялась и скрылась в темных тучах. Сегодня утром я пошла в библиотеку, но в словарях этого слова не нашли, и никто не знал, что оно значит. Библиотекарь сказал мне, что в английском языке этого слова нет; есть в латинском, похожее на него: «ubique». Оно значит...
— «Везде»,— сказал Джо.
Франческа кивнула.
— Да, именно так. Но слова «убик» не существует, а именно его я видела в своем
— Это одно и то же,— сказал Джо.— Просто разное написание.
— Откуда ты знаешь? — спросила Пат.
— Вчера я видел Рансайтера,— сказал Джо. Все уставились на него.— По телевизору. В рекламном ролике. Записанном им незадолго до смерти...— В детали Джо вдаваться не стал, и так все было запутано до невозможности.
— Ты потрясающий идиот,— сказала Пат.
— Объясни?
— Ты наверняка счел это проявлением мертвеца, да? С таким же успехом ты мог бы считать таким проявлением письма, отправленные перед смертью, или деловые заметки, или...
— Пойду попрощаюсь с ним,— сказал Джо.— Посмотрю на него в последний раз...— Он открыл дверь и, оставив всех, вошел в темное прохладное помещение мортуария.
Пустота. Ни души; пустой зал со скамейками, как в церкви, а в дальнем его конце — гроб, усыпанный цветами. Старинный орган в стороне, несколько складных деревянных стульев. Запах пыли и цветов; эта приторная, вязкая смесь показалась ему отвратительной. Подумать только, как много жителей Айовы приобщились к вечности в этих глухих бездушных стенах... Вощеные полы, носовые платочки, тяжелые черные костюмы... и прочее, и прочее — вплоть до медяков на глазах. И простенькие гимны на органе...
Он подошел к гробу и, поколебавшись, склонился над ним.
Кучка сухих истонченных костей и бумажный череп. Из глубины глазниц глаза, как высохшие виноградины, искоса следят за ним. Все усеяно истлевшими лоскутьями, лохмотьями — будто их нанесло сюда ветром. Будто труп пытался укрыться ими от наступающего льда... А теперь — абсолютная неподвижность, все замерло, все остановилось навсегда... таинственный процесс, унесший Венди и Эла, прокатился и тут. Много лет назад...
Остальные это видели? Или все произошло после отпевания? Джо отошел, с трудом поднял тяжелую дубовую крышку гроба — и закрыл гроб. Звук удара дерева о дерево прокатился по темному залу, но никто его не услышал.
Ничего не видя сквозь слезы, Джо выбрался из пропыленного тихого душного помещения на свет. Слабый предвечерний свет...
— Что-то случилось? — спросил Дон Денни.
— Ничего,— сказал Джо.
— Ты там, наверное, сам себя напугал, дурачок,— сказала Пат.
— Я же говорю — ничего! — ненавидя ее, рявкнул Джо.
— Эди Дорн туда не входила? Вы ее там не видели? — спросила Типпи Джексон.
— Она куда-то пропала,— пояснил Йон Илд.
— Но она же была здесь, с вами,— сказал Джо.
— Весь день она мерзла и говорила, что устала,— сказал Дон Денни,— Я думаю, она вернулась в отель — ей хотелось лечь и поспать. Наверняка с ней все в порядке.
— Наверняка она уже мертва,— медленно сказал Джо.— Как вы не можете понять: как только кто-то отделяется от группы — он умирает. Венди, Эл, Рансайтер...—он осекся.
— Рансайтер был убит взрывом,— возразил Дон Денни.
— Это мы были убиты взрывом,— сказал Джо.— Я это знаю точно, потому что мне сказал Рансайтер. Он написал это на стене туалета в нашем нью-йоркском офисе. И то же самое я видел...