Белая Кость
Шрифт:
— Придёт время, Святейший отец, и я приведу на помощь Ангелу-спасителю целую армию. Я разрушу ваши храмы и монастыри, разожгу огромные костры и очищу землю от демонов в ангельском оперении. — Развернулся на каблуках и направился к выходу.
— Это ваша вина! — ударилось в спину. — Бог наказал вас за идолопоклонство!
Под моросящим дождём Рэн сбежал с лестницы. Взял протянутые гвардейцем ножны с мечом и обернулся к Киарану:
— Вы говорили, что ваших детей не спасли ни знахари, ни ведьмы. Пусть они попытаются спасти мою жену.
— Ваше
— Пожалуйста!
— Если об этом кто-то узнает… — Киаран мазнул ладонью по подбородку. — Не сносить мне головы, а вам не усидеть на троне.
— Приведите их тайком, привезите в бочках, в мешках. Прошу вас! Если тайна всплывёт, я возьму вину на себя. И пошлите за Таян.
Придворные и гости королевского двора с пониманием отнеслись к просьбе лорда Верховного констебля покинуть Фамальский замок. Одни поехали в свои феоды, другие переселились в постоялые дворы. Почти вся челядь разбрелась по домам. Остались кухари, личные слуги, фрейлина Кеола и мать Болха. Рэн хотел выгнать и её, но Миула заступилась за монахиню: Дирмут родился живым только благодаря ей, и она знала лучше всех, как ухаживать за недоношенными младенцами.
Киаран не рискнул обратиться к ведьмам. Во-первых, их некому было контролировать. А во-вторых, людям они вредили больше, чем помогали. Родильная горячка считалась неисцелимым недугом, как и родовые травмы новорождённых, поэтому на призыв Киарана откликнулись всего две травницы и знахарь — трое из девяти, к кому он отправил Выродков.
Рэн почти всё время находился рядом с Янарой. Она металась в жару, тряслась в ознобе, обливалась потом, бредила и никого не узнавала. Служанки не успевали менять простыни и прожаривать одеяла над огнём. Делая настои для питья и компрессов, лекари-самоучки обменивались беспокойными взглядами.
Близнецов разлучили. Игдалине отвели комнату рядом с покоями королевы, Дирмута перенесли на верхний этаж. Он постоянно плакал — умолкал, лишь когда полностью лишался сил. Кормилицы боялись, что от переживаний у них пропадёт молоко. Опасаясь, что младенец «накричит» пупочную грыжу или ещё хуже — сойдёт с ума от боли, мать Болха выпросила у короля разрешение иногда давать ребёнку слёзы мака.
Киаран отстранился от событий, происходящих в женской части замка. Он изучал подземелье, охотился с Выродками, играл с гвардейцами в кости либо бесцельно кружил по городу. И всё реже встречался с Рэном. Образ несгибаемого короля трещал по швам, как дешёвый костюм. Не такому человеку согласился служить потомок древнего рода Айвилей.
Но однажды ночью Киаран проснулся от собственного крика. Ему привиделись во сне серебряно-чёрные башни и зубчатая линия крепостной стены, фиолетовое небо и кружащие в воздухе лепестки жёлтых хризантем. Ифа шагнула с парапета смотровой площадки и исчезла…
Убеждая себя, что это всего лишь кошмар, Киаран высунулся из окна. Схватил ртом воздух и уставился на Женскую Башню. Король не сломлен и не разбит! Там — стоя над бездной — он удерживает возлюбленную от последнего шага всеми силами своего существа,
Киаран вдруг почувствовал себя мелким и жалким.
Предрассветную тишину нарушил скрип ворот. Караул выпустил всадников из Фамальского замка. Прядая ушами, кони миновали барбакан и поскакали на окраину столицы.
Дверь Безумного дома открыл незнакомый надзиратель. Киаран ругнулся под нос: в спешке он забыл надеть охранный жетон. Вопреки его опасениям, незнакомец узнал лорда Верховного констебля и без лишних вопросов впустил внутрь.
В камерах ворочались и бормотали душевнобольные. Дверца одной была приоткрыта. Свет факела выхватил из темноты лежащее на полу тело.
— Недавно помер, — объяснил надзиратель. — Не успели вынести.
— Белые монахи перед этим приходили?
— Приходили, милорд. Впервые за несколько месяцев.
— Может, они дают больным ядовитое зелье?
— По трупам не заметно. А если и дают? Их тут всех надо вытравить как крыс. — Надзиратель принялся указывать факелом на камеры. — Этот ползает словно змея. Этот жрёт собственное дерьмо. Этот…
— Стой здесь, — велел Киаран. Забрал факел и проследовал в конец помещения.
— И не спится вам, — прозвучал ворчливый голос.
— У меня к тебе срочное дело.
Приглаживая белую бороду, Магиз приблизился к решётке:
— Так уж и срочное?
— Помнишь, ты говорил, что от смерти можно откупиться?
— Ну, говорил.
— Как это сделать? — спросил Киаран чуть слышно.
Магиз оглядел его с головы до ног:
— Породистое лицо, благородная осанка и нищая душа.
— Послушай, старик, мне некогда соревноваться с тобой в остроумии. Если ты действительно тот, за кого себя выдаёшь, скажи, что надо делать.
— Договориться с матушкой-Смертью могут либо чёрные души, либо великие. Нищим душам такие дела не по плечу.
— Ах ты ублюдок… — прошипел Киаран и молниеносно просунул руку между прутьями.
Магиз успел отскочить. Нестарческая прыть удивила.
— А тебе по плечу? — крикнул Киаран.
— Мне всё по плечу, — прозвучало из темноты.
— Сукин ты сын! — Киаран ударил факелом по решётке. — Иди сюда!
— Зачем?
— Докажи, что можешь это сделать. Сделай, и я вытащу тебя отсюда.
— Мне и здесь хорошо.
Киаран сплюнул на землю:
— Грязная свинья!
— Ладно, ладно! Я сделаю! — прозвучало из глубины камеры. — Принесите мне два сердца: молодой женщины и её новорождённого сына.
— Да пошёл ты! — процедил Киаран сквозь зубы. — Больной ублюдок… — И направился к лестнице.
Проходя мимо остолбеневшего надзирателя, сунул факел ему в руку. Оказавшись на свежем воздухе, похлопал себя по куртке, выбивая мерзкую вонь. Вытер ладони о конскую гриву. Запрыгнув в седло, подумал, что он ничего не говорил старику о роженице и младенце. Наверняка белые монахи сообщили ему последние новости. Клирики — твари! — разнесли по столице слухи о болезни королевы и её сына.