Белая лебеда

Занин Анатолий Изотович

Стивен что-то медленно проговорил, не спуская тяжелого взгляда с майора, который, деревянно улыбаясь, налил себе виски в бокал и залпом выпил.

— Весхальп! Зачем вы пригласили меня, мистер Апдайк?

— О, Николас! — смущенно воскликнул капитан. — Я ничего не знал! Не знал, что будет этот Джоунс… Едем к моим парням!

Когда мы поднялись, Стовер неожиданно сморщил нос, схватил со стола салфетку, спрятал в нее лицо и оглушительно чихнул.

— Гуте Бессерунг! — засмеялся Апдайк и подмигнул мне.

Напрягшись, я

вспомнил это выражение. Апдайк пожелал майору скорейшего выздоровления. По-немецки сказал для того, чтобы и я понял. В коридоре я увидел старшину Ерофеева в обнимку с негром, как я догадался, ординарцем Стивена.

— Ну, Том, вот уважил гвардии старшину Ерофеева. Такой наикрепчайшей горилкой угостил… Здорово варите самогонку! Ну и силен же ты! И верный человек… Несешь меня, як соломину какую…

Когда мы отъезжали, я спросил у Стивена, что это выбрасывают из окон? Немцев выселяют, ответил он с усмешкой. Там штаб будет.

Мы опять стремительно понеслись по улице и вскоре выскочили в сквер на берегу Эльбы. Апдайк подкатил к летнему открытому кафе с брезентовой крышей. Здесь гуляли американцы. Заметив нас со старшиной, они засвистели, замахали пилотками, тянули вверх разведенные пальцы и кричали: «Виктория! Гитлер капут!» Они пили виски и пиво, обнимали немок, а одну даже подталкивали на стол, чтобы та сплясала. Но немка изрядно уже хватила и все время соскальзывала на пол под оглушительный хохот янки.

Едва мы уселись в углу, как предусмотрительный Апдайк достал из саквояжа несколько банок пива. Он тут же показал, как открывать. Пиво оказалось крепким, хотя и кисловатым.

Наше жигулевское лучше.

И тут между столами появилась девушка в темном платье и зеленом жакете. Она быстро осмотрелась и подошла к нам.

— Вы русские, да? Ну скажите хоть слово!

В глазах у нее стояли слезы, а рот смеялся…

— Да, да, дочка, свои мы, — сказал старшина. — Откуда ты?

— О, господи! Наконец-то! — заплакала девушка и обняла Ерофеева, уткнулась ему в плечо. — Как мы вас ждали! Как ждали!..

— Ну, ну… — растерянно забормотал старшина и согнутым пальцем вытер у нее слезы на щеке, по-отцовски погладил по плечу, и девушка успокоилась. — Вишь, дочка, и за тобой пришли… Как тебя зовут?

— Галей… — Она затуманенным взглядом посматривала на меня и на старшину. — Во у вас какие погоны… Ордена красивые… А мы тут табором… Узнали, что вы подходите к Эльбе и побежали… По дороге коров собирали. Они тут бродят по лесам… А вас я на улице увидела, когда вы ехали… А что значит звездочки на погонах?

Я ответил, усадил Галю рядом и сказал Апдайку, что это русская девушка, увезенная немцами на работу в Германию. Галя поведала нам о том, что они уже несколько дней кое-как перебиваются недалеко от города и почему-то не могут перейти через Эльбу в советскую зону.

Я сразу заметил, что она хорошо говорит по-немецки. Выслушав Галю, капитан покончил с очередной банкой пива,

достал синий платок и утер губы. Затем угостил меня и старшину сигарами и, раскурив свою, медленно стал говорить.

Внимательно вслушиваясь в его речь и в то, как говорила Галя, я неожиданно стал все понимать. Значит, недаром заглядывал в разговорник, выспрашивал непонятное у Бондарина. Я тоже отметил, что Апдайк не ахти как говорит по-немецки, просто он уверенно вступал в разговор.

— Сделаем такое… Перед заходом солнца собирайтесь у моста… Я вас всех нах хаузе… Гут?

— Гут? — воскликнула девушка, порывисто потянулась и со смехом чмокнула Апдайка в щеку, затем поцеловала и нас со старшиной. — Гут!

Обрадованная и обнадеженная Галя побежала предупредить своих товарок. Апдайк проводил ее взглядом, приложил ладонь к щеке и рассмеялся.

— А почему перед заходом солнца, Стивен?

— А потому, Ник, — не сразу откликнулся капитан, смешливо наморщил нос и стал похож на шаловливого мальчишку. — На мосту будут мои парни…

Ерофеев наклонился ко мне и шепотом попросил пригласить к себе в гости негра Тома. Я тут же передал просьбу старшины Апдайку, и тот согласно кивнул.

За столиками вокруг нас нетерпеливо загалдели, послышались отдельные и громкие звуки аккордеона. Сквозь гвалт и шум постепенно стала пробиваться знакомая мелодия. Американцы с аккордеонистом подошли к нашему столу и грянули «Катюшу». Мы со старшиной встали и подтянули американцам. У Ерофеева оказался хотя и тонкий, но сильный и какой-то пронзительный голос, проникающий сквозь остальные голоса этого стихийно возникшего хора.

Потом мы спели «Синенький скромный платочек», а старшина исполнил «Землянку».

Затем старшина пошептался с музыкантом, и тот грянул казачка. Ерофеев выскочил на свободное место и зачастил ногами, стремительно понесся, раздвигая американцев, по кругу. Столы быстро сдвинули, и вот уже запрыгали и заскакали вокруг нас с Апдайком. Я подтолкнул капитана, и мы застучали каблуками. Какой-то бравый и высокий американец схватил меня за руку и прокричал: «Берлин капут! Москва, Вашингтон — виктория!»

Эта минута непередаваема… Будто силы солидарности людей как животворный поток переливались друг в друга… На какой-то миг все эти люди почувствовали себя единой семьей, победившей отвратительные, человеконенавистнические силы…

Мы попрощались с танкистами Апдайка и помчались к мосту, где уже собрались женщины. Солнце садилось за городскую ратушу за нашими спинами. Сначала все шло хорошо. Около двухсот женщин плотной колонной довольно быстро перешли мост. Мимо нас мелькали молодые девичьи лица; они что-то выкрикивали, громко смеялись сквозь слезы, махали руками. Затем Галя с несколькими женщинами прогнала стадо коров. Галя горячо поблагодарила Апдайка за его помощь, а нас со старшиной пригласила в гости. Они остановятся где-нибудь поблизости от городка.