Белая леди
Шрифт:
Если Стедман вспомнил правильно, в День Выбора Джинни выбрала не одного, а двух молодых ребят. В то время в цирке «Стедман энд Роджер» работали два крепких черных парня, и Джинни начала свою бурную карьеру с ними, буквально затащив их на себя, сначала по одному в разное время, а затем в тандеме. Когда Руди Кронер сам заявил на нее претензию, она буквально вышвырнула их из своего трейлера. Так что вовсе не за ничто он обещал семнадцатилетней девчонке, выкинутой из школы, что «с практикой он может сделать из нее хорошую девушку со слоном».
Они практиковались весь апрель,
На цирковом языке Джинни была известна как «специалистка». Это не означало, что она хорошо управлялась со слонами, хотя это и соответствовало действительности. Это означало лишь, что ее привлекали большие органы, покрупнее, чем тот, которым могли бы похвастаться некоторые музыканты из оркестра Ринглинга, включая самого Эндрю Варда. Это и влекло к ней сердца всех мужчин; ее запах просачивался в их ноздри так же уверенно, как возбуждающая субстанция, вырабатываемая железами самок-слонов, когда те пылают вожделением. Джинни Лоусон, казалось, постоянно пылала вожделением. Возможно, это подвигло Уиллу Торренс увести ее в сторону для сердечного разговора матери с дочкой, но из этого ничего не вышло.
В недвусмысленных выражениях она сказала, что не нуждается в советах кого-то, кто едва достигает ей до колен, и она предложила Уилле оставить ее в покое, если та не хочет, чтобы одна из больших кошек Дэви не проглотила ее в один темный и штормовой вечер. Уилла могла быть совладелицей цирка, но она не могла позволить себе уволить самую большую звезду цирка, с которым спала Дженни, и его главный аттракцион. Она отступила. Так, во всяком случае, говорила.
Джинни оставалась в цирке до тех пор, пока он в октябре не вернулся в Калузу. И тут она распрощалась со всеми своими партнерами по постели, включая, по слухам, и некоторых молодых девушек, и улыбаясь, ушла с закатом солнца. Стедман больше никогда ее не видел.
— Я пришел к выводу, — говорил он Мэттью, — что она вернулась к городскому образу жизни, хотя, должен сказать вам, испробовав вкус глины, не всегда легко вернуться к цивилизованной жизни. А теперь вы скажите мне…
— Да. Она замужем за человеком по имени Эндрю Вард, который…
— Я не знаю этого имени.
— Это тот черный мужчина, о котором вы упомянули.
— М-да, вы знаете, что говорят по такому поводу?
— Нет. А что говорят?
— Если женщина однажды постигла вкус лакрицы…
Стедман не закончил свою тираду… Он поднял брови, понимающе улыбнулся и снова попытался пыхнуть своей сигарой, но та уже погасла. Мэттью наблюдал,
— Вы можете увидеться с ней снова, — сказал он Стедману.
— Каким образом?
— Если Вард получит решение суда, а вы все еще будете изъявлять желание купить эту землю…
— Я все еще изъявляю, — отрезал Стедман.
— Так вот, она не только его жена, она еще и партнер его компании.
— Мир тесен, не так ли?
Сюзан собиралась позвонить дочери в этот вторник днем, в два тридцать. В это утро она покинула больницу в десять, но все остальное время ей потребовалось, чтобы собраться с духом. Сейчас она слушала гудки телефона на том конце линии. Когда она в последний раз разговаривала с Джоанной, та сказала, что в Массачусетсе идет снег.
Телефон находился в самом конце коридора, вдалеке от комнаты Джоанны. Сюзан ждала.
— Логан Холл, — запыхавшись, выпалила молодая девушка.
— Хелло, могу я поговорить с Джоанной Хоуп? — спросила Сюзан.
— А кто это?
— Ее мать.
— Секунду, я посмотрю, в комнате ли она.
Сюзан ждала. Через мгновение в трубке послышался голос другой девушки:
— Хелло! Кто-нибудь есть на линии?
— Да, я жду Джоанну Хоуп.
— Ах, извините, — пробормотала девушка, — я подумала, что кто-то забыл повесить трубку.
— Нет, нет, я жду.
— Извините, — снова сказала девушка.
Сюзан могла слышать быстрые шаги в коридоре. Она продолжала ждать.
— Хелло? — Голос Джоанны был тревожен.
— Дорогая… — начала Сюзан.
— Что случилось? В чем дело?
— Дорогая…
— О Господи, нет, — пробормотала Джоанна. — Что случилось? У него сердечный приступ или что-то другое?
Она, как всегда, удивилась силе интуиции ее дочери, когда что-то касалось Мэттью, и снова ощутила укол ревности, которую испытывала всегда, когда сознавала глубину их любви друг к другу.
— Твой отец в больнице.
— Что случилось? — спросила Джоанна тем же повелительным, нетерпеливым голосом.
— В него стреляли.
— Что?
— Кто-то стрелял в него.
— Когда? Что ты хочешь сказать? Стреляли? Как?..
— Ночью в пятницу. Он встречался с кем-то в Ньютауне…
— Ньютауне?
— И в него стреляли. Сейчас он в полукоме.
— Что это значит — полукома?
— Он ни в нормальном, ни в коматозном состоянии. Доктор сказал…
— Кто? Что за доктор?