Белая Русь(Роман)
Шрифт:
— Прочь унию!
— Про-очь! — неслось над плацем.
Шаненя кивнул Велесницкому:
— Бей в колокола! Будем собирать люд, Ермола. Пусть все слушают панское слово!
Велесницкий сел на коня, стеганул зло плетью и помчался к церкви. Загремел колокол. Повалили к ратуше мужики и бабы. На площади стало народу еще гуще. Всем было известно содержание письма войта. Город и тысячи людей в нем походили на встревоженный улей. Мужики прибежали на плац, вооруженные чем попало: кто вилами, кто просто кольем. Говорили уже не о письме. Тяжелая барщина, большая плата за куничные земли, требования униатов закрыть православные церкви —
Возле базарной площади, за ратушей, собрал чернь кряжистый, подстриженный под горшок мужик, зажал в кулак редкую бороду и, стреляя глазами по сторонам, говорил осторожно:
— Ежели только ворвется в город войско, перережут всех, старых и малых, обесчестят девок, а холопов на колья посадят. Шутки с паном войтом плохие. Что обещал, то сделает…
— А что ты, горбоносый, советуешь?
Мужик, названный горбоносым, виновато огляделся, пожал острыми костлявыми плечами.
— Подумати надобно, как теперь быть. За топор взяться — не хитрое дело, да под стеной гаковницы стоят и пикиньеры ощерились пиками.
— Правду человек говорит. Подумати не залишне.
— Знаем, что правду. И панского милосердия с лаской вот так вкусили! — Шаненя провел ребром ладони поперек горла. — Выхода у нас иного нет.
— Откуда он будет, выход, ежели его не ищем. — Пробубнил горбоносый. — Что бы ни говорили да ни рядили, а воля божья одна свершится…
Не понравился горбоносый Шанене. Он выбросил руку в сторону ворот.
— Казаков не предадим и открывать ворота пану не будем! Иди! Силой никто не держит. А люд не мути!
— Не мутит он. Человек свою думку высказывает. Он, может, не меньше твоего обид от панства сносил.
— А ты скажи, кто будешь? — закричал Велесницкий. — Не лазутчик ли панский?
Воспользовавшись перебранкой, горбоносый — замолк и юркнул в толпу. За ним бросился Шаненя:
— Держите его!..
Горбоносого окружили плотным кольцом.
— Что-то не видел я тебя в Пинске? — Шаненя пристально стал разглядывать мужика.
— Неужто всех знаешь? Люду полон город. — Горбоносый ежился и старался вырваться из цепких рук.
— И правда што! — пробасил кто-то.
— Не ты ли новый заступник явился? Ведите к Небабе. Там казаки допросят, — решил Шаненя. — Только держите покрепче!
— Чего меня к казакам?! — взвыл мужик. — Пускай свои спрашивают, что надо…
— И черкасы не чужие…
— Я супротив черкасов ничего не говорил… Куда вы меня, братцы, ведете? Стойте!
— Иди, иди!
Подталкивая горбоносого в спину, повели к ратуше. Небаба выслушал, посмотрел исподлобья на мужика.
— Что-то не нравишься ты мне… Джура!
— Здесь я! — отозвался Любомир.
— Дать ему плетей, чтоб признался. Да не жалей!
Горбоносый задрожал и упал на колени.
— Пан атаман!.. Дай слово вымолвить!
Но казаки схватили горбоносого и потащили. Он закричал глухо и
— Помилуй, атаман, батька родной! Все скажу!.. Сам!..
— Говори! — Небаба уставился на мужика колючими черными глазами.
— Болтал я сдуру, пан атаман!.. Прости пустую голову… Не лях же я, православный…
— Не знаю, кто ты. Где хата твоя?
— Православный… — твердил горбоносый, припав к земле.
— Где живешь?! — прикрикнул Небаба. — Будешь мне долго голову морочить? Отвечай, нечистая сила!
Мужик еле слышно прошептал:
— В Охове…
— Кто послал в Пиньск? Ну!..
— Не хотел я… Заставили… Не хотел идти… — и, закрыв лицо руками, упал ниц.
— Лазутчик, — покачал головой Небаба. — Лукаш Ельский образумил и послал.
— Повесить его, нечисть! — ревела толпа.
— Смерть изменнику!
— Карати на горло, атаман!
— Делайте, что хотите! — махнул Небаба и отвернулся.
Мужики схватили горбоносого и потащили к раскидистому вязу, что рос за ратушей…
Небаба сложил листок и отдал его трубачу.
— Неси, отдай пану Лукашу Ельскому. Спрашивать будет — расскажи, что видел и слышал.
Любомир повел мужика к Лещинским воротам. Увидав джуру, казаки оттянули железные засовы.
— Азами би [23] духом не пахло!
Трубач, довольный тем, что остался жив и невредим, поспешно выскочил за ворота.
23
Чтобы.
— А ты? Покаместо [24] стоять будешь?
Мужик не торопился за трубачом.
— Не хочу до пана войта, — залепетал мужик. — Христом господом прошу, не неволь, казак, душу. Паче смерть приму от сабли, а не пойду назад…
— Не моей волей решать, — строго предупредил Любомир.
За мужика стали просить казаки и сообща решили оставить его в городе.
Небаба приказал Любомиру трубить сбор. Заиграл рожок. Сотники вывели казаков к городской стене. Казаки двигались шумно. На ходу подгоняли амуницию, проверяли оружие. Около полусотни мушкетов в загоне Небабы прибавилось — часть побросали рейтары Шварцохи, часть досталась из шляхетного города, когда бежал пан войт. Мушкеты и заряды раздали казакам. Пуль и зелья было достаточно. Небаба, тронутый единством горожан, повеселел. Атаман и казаки знали, что бой предстоит жестокий, что многим суждено сложить головы. Это не пугало. Был бы прок от пролитой крови.
24
До каких пор (польск.).
— Не слышно Гаркуши, — Небаба с тревогой сказал Шанене. — Может, перехватили твоего Мешковича?
— И это может быть. Только Гришка и на дыбе рта не раскроет. Надежный мужик.
— По времени Гаркуше пора быть здесь.
— Скажи, атаман, выстоим ли? Как душа твоя чует?
Трудный вопрос задал Шаненя. Стены в городе слабые, старые. Осаду долгую, да еще при пушках, им не выдержать. А войска казацкого немного. Единая надежда на холопов и ремесленников. Но задумал Небаба не осаду держать, а разбить отряд пана Мирского. Если, конечно, Гаркуша подоспеет…