Белое движение. Исторические портреты. Том 2

Кручинин Андрей Сергеевич

В Приморье части поредели ещё больше, так что Омский стрелковый полк, который имел в своём составе до 700 едоков, а в поле мог выставить около 500 штыков, считался в армии одним из самых больших. Едва ли не четверть состава частей составляли офицеры, но называть их «белой костью» не приходится, поскольку почти половина из них была произведена из рядовых добровольцев в 1918-1919 годах, кадровых же офицеров среди них вообще были единицы. Всей армии больше чем за полгода не платили жалования, имеющихся запасов едва хватало на пропитание.

Обстановка, которая сложилась вокруг этих частей в Приморье, оставляла им мало шансов для новой успешной борьбы. Для населения области они были чужими, пришлыми. Ветераны Белых частей понимали неизбежность продолжения

войны и готовы были воевать и дальше, а местное население - нет. Россия, «вставшая на дыбы» в 1917-1918 годах, к 1922-му смертельно устала от бесконечных битв и разорения, она готова была покориться сильнейшему, а таковыми, безусловно, являлись большевики. Население же Приморья, в придачу к этому, не знало по-настоящему у себя Советской власти. Оно привыкло, чтобы всем распоряжалась иностранная власть - союзники, более или менее защищавшие от красных партизан и не требовавшие, чтобы сами жители приложили руку к своей защите. Поэтому из местного населения в армию вступили лишь единицы, и никаких надежд на пополнение у неё не было. К тому же единство армии разъедали старые распри между «каппелевцами» и «семёновцами». Фактически она раскололась на две части: в непосредственном подчинении Командующего генерала Вержбицкого находились лишь «каппелевские» 2-й Сибирский стрелковый корпус генерала И. С. Смолина и 3-й стрелковый корпус генерала В. М. Молчанова, а 1-й корпус и некоторые присоединившиеся к нему части составляли так называемую Гродековскую группу войск генерала Н. В. Савельева, придерживающуюся «семёновской» ориентации. Всё, чтооставалось армии в этих условиях, - это пытаться выжить, сражаясь уже не за победу, а только за собственное существование, за свою жизнь.

Но они не желали прекращать борьбу, и 29 ноября 1921 года корпус генерала Молчанова выступил на север, в так называемый Хабаровский поход. В первых же боях «Белоповстанческая Армия», как она стала именоваться в целях конспирации, показала, что «порох в пороховницах» у неё ещё не отсырел. Она наголову разбила противостоящие ей полки Народно-Революционной Армии ДВР, добыв при этом себе артиллерию и пулемёты, и 22 декабря 1921 года освободила Хабаровск. Но силы были слишком неравными: в ДВР из Советской Республики эшелонами перебрасывались войска и вооружение, а у Молчанова каждый боец и каждый патрон был на счету. Поэтому после большого сражения у Волочаевки 5-12 февраля 1922 года Белоповстанческая Армия вынуждена была оставить Хабаровск и отступить обратно в Южное Приморье.

Неудача Хабаровского похода, как водится, обострила отношения в самом Приморье, между правительством Меркуловых и командованием Армии. Вержбицкий обвинял Меркуловых в пренебрежении к нуждам Армии. Денег, выделяемых для неё, было явно недостаточно, а переданные во Владивостоке склады были пусты. Жалование войскам не выплачивали, а за подвиги Хабаровского похода их «щедро наградили», выдав каждому... по пачке папирос и коробку спичек! Армия восприняла такую «награду» как откровенное издевательство.

Спиридон Меркулов, будучи весьма нечистоплотным политиком, яростно цеплялся за власть. Столкнувшись с оппозицией «каппелевского» генералитета, он тут же решил поддержать «семёновцев» и через голову Вержбицкого отдал приказ о возвращении прежних должностей нескольким ранее удалённым из армии офицерам. И на всё это накладывалась ещё и борьба между правительством и «приморским парламентом» - Народным Собранием.

14 мая 1922 года Народное Собрание утвердило новый закон о предстоящих выборах в Учредительное Собрание, в которых наравне с другими партиями могли участвовать и большевики. В ответ на это правительство Меркуловых 29 мая издало указ о признании недействительным закона о выборах и о роспуске самого Народного Собрания. Последнее, в свою очередь, отказалось подчиниться и объявило правительство низложенным, а верховную власть - временно перешедшей к Президиуму Народного Собрания.

Это был самый настоящий государственный переворот. Армия разделилась: корпуса Молчанова и Смолина из чисто тактических соображений поддержали

Народное Собрание, а Забайкальские казаки, Сибирская флотилия и батальон Морских стрелков - Меркуловых. В гарнизоне Никольска-Уссурийского произошла кровавая стычка. Во Владивостоке же все опасались вмешательства японцев, а потому до кровопролития дело не дошло. Правительство Меркуловых «укрепилось» под охраной Морских стрелков, и с балкона своего дома братья попеременно выступали перед толпой, нещадно обливая грязью «мятежников». А в нескольких кварталах от них заседало под охраной «каппелевцев» Народное Собрание, усердно обличая злоупотребления Меркуловых.

Действо затянулось, приобретая опереточный характер, за что местные остряки немедленно окрестили его уже не переворотом, а «недоворотом». Но последствиями оно грозило совсем нешуточными: полным распадом и бесславной гибелью для всей приморской Белой государственности. И первыми это поняло командование Армии.

Единственным выходом из сложившегося положения оно считало приход к власти нового человека, способного объединить все оставшиеся в области антибольшевицкие силы, пользующегося достаточным авторитетом и в Армии, и у населения. Возможных кандидатур было только две: бывший приамурский генерал-губернатор Н. Л. Гондатти и - генерал Дитерихс. Обоим были посланы телеграммы. Гондатти отказался, Дитерихс же, после непродолжительной, но тяжёлой внутренней борьбы, решил принять предложение и приехать во Владивосток. Между тем ещё 1 июня Командующий Армией генерал Вержбицкий и его начальник Штаба генерал Пучков объявили о своём уходе в отставку и о передаче в будущем командования генералу Дитерихсу, а до его приезда генералу Молчанову.

Происходившие в это время на КВЖД китайские междоусобицы не позволили Михаилу Константиновичу выехать немедленно, так что на станцию Никольск-Уссурийский он прибыл лишь 8 июня. Здесь его встречали почётный караул, генерал Молчанов и командиры частей. По свидетельству одного из встречавших, «генерал Дитерихс был бодр, но серьёзен. Одет он был скромно, если не сказать даже бедно». В тот же день Михаил Константинович прибыл во Владивосток.

Генерал немедленно был приглашён на торжественное заседание в Народное Собрание, где было объявлено об избрании его на пост Председателя нового правительства. Однако в ответ генерал сделал неожиданное заявление, смысл которого сводился к тому, что Народное Собрание, свергая Меркуловых, встало на революционный путь, и новое правительство избрано также революционным порядком, с чем он, Дитерихс, никак примириться не может. Всё необходимо исправить, чем он и займётся в ближайшие сутки.

Заявление это очень встревожило «говорунов» из Народного Собрания, так как по свидетельству уже известного нам генерала Болдырева «было проникнуто непоколебимостью в отношении отрицания всяких революционных актов, предрешённостью и мистицизмом». По поручению Народного Собрания, его председатель Андрушкевич и товарищ председателя Болдырев на другой день поехали к Дитерихсу выяснять его намерения на будущее. Предоставим слово Болдыреву, описавшему встречу в своих воспоминаниях:

«“Вы, генерал, наверное, не подозреваете тех последствий, которые могут возникнуть от вашего решения”,– заметил Н. А. Андрушкевич, на что Дитерихс ответил, что он много думал по этому вопросу и успокоился только тогда, когда принял именно это решение.

Я попросил его зафиксировать общий смысл высказанных им решений. Они таковы:

От прежнего правительства:

1) Отмена своего постановления о роспуске Народного Собрания.

2) Сложение правительственных полномочий С. и Н. Меркуловыми с передачей временного председательствования Правительством (то есть теми же Меркуловыми) назначаемому Командующим Армией и Флотом генерал-лейтенанту М. К. Дитерихсу, впредь до созыва в кратчайший 2-3-неделъный срок Земского Собора.