Белое движение. Исторические портреты. Том 2
Шрифт:
Наступать приходилось в чрезвычайно тяжёлых условиях, по едва проходимым горным тропам, при постоянных перебоях со снабжением продовольствием и боеприпасами. Несмотря на это, русские и французские части быстро продвигались вперёд и 17 сентября освободили Флорину. Французское командование высоко оценило порыв и самопожертвование русских: 19 октября 1916 года 3-й Особый пехотный полк за бои с 9 по 26 сентября был награждён Военным крестом с пальмовой ветвью на знамя полка. К этому времени подтянулся, наконец, и 4-й Особый полк, так что в результате перегруппировки генерал Дитерихс вступил в командование отрядом (в составе своей бригады и полка французских зуавов), именуемым во французских оперативных документах «Франко-Русской дивизией».
После короткой передышки войска возобновили наступление. Русские части
Но жертвы русских солдат оказались не напрасными. Пользуясь тем, что значительные силы болгар были прочно скованы действиями русской бригады, сербы взяли штурмом высоту Каймакчалан и к 10 ноября создали угрозу путям отхода болгар из Битоля. 16 ноября болгары начали общее отступление на север. Генерал Дитерихс немедленно организовал преследование, так что именно русским выпала честь утром 19 ноября первыми вступить в Битоль. Сербский престолонаследник, Королевич Александр, прибывший через два дня в освобождённый город, выразил особую признательность русским войскам и в ознаменование их заслуг пожаловал Дитерихсу высокий боевой орден. Довольно напыщенной фразой отметил подвиги русской бригады в своём приказе и генерал Саррайль: «Русские, в греческих горах, как на сербской равнине, ваша легендарная храбрость никогда не изменяла вам».
С освобождением Битоля общее наступление союзников закончилось, и войска начали устраиваться на занятых позициях, готовясь к зиме. В октябре в Салоники прибыла также и 4-я Особая бригада. Командовавший ею генерал Леонтьев считался равноправным с Дитерихсом начальником, и общего командования русскими войсками на Салоникском фронте предусмотрено не было. Это положение оказывалось явно ненормальным.
В конце марта 1917 года до русских войск в Македонии дошло известие о Февральском перевороте и отречении Императора. Оторванные от России, солдаты были дезориентированы этими известиями, тем более что из-за линии фронта на них немедленно обрушился поток агитационной литературы пораженческого характера. Несмотря на это, части сохраняли боеспособность, что им и пришлось вскоре доказать на деле.
На 9 мая было намечено общее наступление всех французских, русских и итальянских частей. Оно должно было начаться одновременно по всему фронту после трёхдневной артиллерийской подготовки. Однако уже через несколько часов после начала атаки обозначилась её явная неудача: лишь кое-где войска смогли с ходу ворваться в первую линию окопов врага, но мощными контратаками были выбиты обратно. Единственный настоящий успех в этот день выпал на долю 4-го Особого полка - в рукопашном бою он овладел высотой Дабия, выбив с неё 42-й германский полк и взяв при этом до сотни пленных. Но поскольку французские части справа и слева не сумели поддержать русских, полк на высоте Дабия попал в очень тяжёлое положение и к вечеру был вынужден оставить её. Безрезультатные атаки продолжались ещё почти две недели, и только 21 мая генерал Саррайль отдал приказ перейти к обороне.
Незадолго до этого, 18 мая, генерал Дитерихс обратился с рапортом к Саррайлю, прося об «отводе» бригады на заслуженный отдых. Михаил Константинович указывал, что с августа 1916 года бригада в течение восьми месяцев без перерыва находилась на передовой, причём последние полгода - в особенно тяжёлых условиях: «Всяческим силам имеется предел. Чтобы сохранить в войсках бригады боевой
Это было связано ещё и с тем, что 26 мая было получено распоряжение русского командования о сведении 2-й и 4-й Особых бригад во 2-ю Особую дивизию. Начальником её с 5 июня стал генерал Дитерихс, но ему не суждено было долго командовать дивизией. Уже в начале июля Дитерихса отзывают в Россию для получения нового, более высокого назначения. Генерал Саррайль впоследствии в своих мемуарах с теплотой вспоминал о Дитерихсе: «Я с грустью узнал, что он уезжает, генерал, ...который часто был для меня драгоценнейшим помощником во всех военных и жизненных проблемах».
Зрелище, которое предстало перед Дитерихсом на родине, было самым безрадостным. Армия, не сдерживаемая уже ничем, продолжала разлагаться, а большевики резко усиливались по всей стране. Правительство Керенского на глазах у Дитерихса лишило возможности действовать своих последних потенциальных союзников - сторонников генерала Корнилова - и теперь было бессильно остановить анархию.
Дитерихс, однако, не спешил немедленно встать в оппозицию к новой власти. Его даже предназначали на пост военного министра, но Михаил Константинович отказался. Зато он принял предложение нового начальника Штаба Верховного Главнокомандующего, своего старого сослуживца Духонина, и 10 (23) сентября был назначен генерал-квартирмейстером Ставки Верховного Главнокомандующего. Теперь уже Михаил Константинович становится подчинённым и ближайшим помощником Духонина.
Последний начальник Штаба Верховного, а затем и Верховный Главнокомандующий Русской Армией Николай Николаевич Духонин является фигурой глубоко трагической. Он занял при номинальном «Главковерхе» Керенском должность начальника Штаба - фактического Главнокомандующего, но без соответствующих прав, единственно ради того, чтобы, как он надеялся, уберечь армию от окончательного развала.
«Духонин стал оппортунистом par excellence [51] ,– писал о нём позднее генерал А. И. Деникин.
– Но в противовес другим генералам, видевшим в этом направлении новые перспективы для неограниченного честолюбия или более покойные условия личного существования,– он шёл на такую роль, заведомо рискуя своим добрым именем, впоследствии и жизнью, исключительно из-за желания спасти положение. Он видел в этом единственное и последнее средство...
51
По преимуществу (франц.).
Ставка несомненно сочувствовала в душе корниловскому движению. Духонин и Дитерихс испытывали тягостное смущение неловкости, находясь между двух враждебных лагерей. Сохраняя полную лояльность в отношении к Керенскому, они в то же время тяготились подчинением ему и отождествлением с этим лицом, одиозным для всего русского офицерства...»
Можно представить себе, сколько душевных мук доставляло Духонину и Дитерихсу их положение, тем более, что с каждым днём они всё более и более убеждались в своём полном бессилии. А когда в Ставку пришло известие о большевицком перевороте и бегстве Керенского, Духонину не оставалось ничего другого, как только принять на себя (1 (14) ноября) уже и формально звание Верховного Главнокомандующего; соответственно, Дитерихс 3(16) ноября принял на себя обязанности начальника Штаба.