Белое и Черное
Шрифт:
— Я ничего не сделал! Пацан сам подошел. Какого хрена? — размазывал кровище с разбитого носа.
Травкин вмазал ему еще кулаком, для верности и мужик упал на колени, закрыв лицо руками и больше не пытался встать. Забьет к хренам зверюга.
Дверца белой машины распахнута. Сергей вынимает с заднего сидения синий куль… Или… Костю!
Юлька завыла. Она, заплетаясь в ногах, побежала, протягивая руки вперед с растопыренными пальцами. Должно быть, выглядела ополоумевшей со стороны. Шапка слетела с ее головы, когда Юлия запнулась
— Костя-а-а! — утробно орала, сама оглохнув от крика.
— Костенька, — прижимала к себе ребенка, находясь вне времени, вне пространства.
Все замкнулось на них двоих.
Коська сопел носом и смотрел в сторону на свою руку, сжимающую пирожок, которым угостил добрый дядя. Мама обнимала его так, что пирог до рта недотягивался.
— Юль, ты его задушишь, — похлопал по плечу Травкин, закуривая сигарету.
Чертыхнувшись, заметил, что костяшки запачканы в крови. Полковник пригнулся и зачерпнул снега, чтобы обтереться. Стряхивал, испачканный в красный жижу.
— Сейчас нужно будет поехать в отделение, — сказал для всех.
Он выцепил глазами Артема, обнимающего расплакавшуюся от облегчения Дашу. Опустил глаза, чувствуя неимоверную усталость и в то же время облегчение.
Глава 38
— Не понимаю, в чем проблема? Я всего лишь нашел мальца, накормил, обогрел в машине и собирался позвонить в полицию, — мужчина держался за лоб, словно у него голова раскалывалась и повторял одно и то же.
Травкин взглянул на время и вздохнул. Юлю с детьми после снятия показаний он отправил домой на такси. Потом Юлька отзвонилась и сказала, что они доехали. Звала на ужин.
Ужин ему только снится.
— Но, не позвонил. Телефон мы твой проверили, нет намека на набор в экстренные службы. Куда хотел ребенка увезли? — он провел большим пальцем по шраму, прищурив один глаз.
Глазки у плюгавого мужика не бегали, руки не дрожали. Ему заклеили разбитый нос пластырями крест-накрест. У Танюхи из выездной фельдшерской бригады своеобразное чувство юмора. Могла и зеленкой всю рожу замазать, за ней не заржавеет. Филиал ада работал на полную катушку. Уезжая, она пошутила, что отбитые почки принимает только по вторникам, сегодня выходной.
Что-то не давало Сергею плюнуть и просто закрыть мужика на трое суток в камеру, до выяснения обстоятельств… Он еще раз взглянул на документы. Погодин Иван Иванович. Хорошо, хоть не Иванов. Не женат. Не судим. Не привлекался. Детей нет. Обычный невзрачный тип, подбешивающий своей малахольностью, как отмороженный. Сидел на стульчике ровно и специфически улыбался чему-то своему. Никому не звонил, никуда не рвался, словно Ваньке все равно, где находится в полиции или на прогулке.
Взяли отпечатки и слюну на ДНК, и волосы… Травкин настоял, вызвав лаборантов. С ним спорить
— Чего молчишь, придурок? — руки чесались отпиздить его. Ногами. Плевать, что Танька почки сегодня не принимает.
— Я все сказал. Вы все записали. Мне добавить больше нечего, — И голос у него противный такой, писклявый, тоненький.
— Сергей Борисович, — в дверной проем всунулся капитан. Он не ожидал увидеть задержанного, думал шеф уже свободен. — Можно на минутку? — мотнул головой, чтобы тот вышел в коридор.
«Сиди мне!» — серые глаза предупреждающе сверкнули на Погодина и тот втянул голову в плечи.
— Женская рука, которая найдена в вашей машине принадлежит третьей пропавшей. Срезали с трупа. Вот заключение, — протянул бумажку.
Травкин оскалился. Не подвела чуйка тогда на даче. Не подвела… Да, попал впросак, не проверив сразу багажник. Все отдыхающие устроили ему демарш с забастовкой, назначив виноватым за отъезд с дачи. У Травкина и глюкануло.
— Что на площади делал? — шел пятый час допроса. Больше шести никто у него не выдерживал. Погодин обмяк на стуле и хлопал сонными мутными глазами.
— Елку приехал посмотреть. Новый год же… — зевнул громко подозреваемый, со смачным челюстным хрустом.
За окном кружился легкий снежок, сверкая от косых лучей фонаря. Сергей не любил зиму. Зимой висяки припорашивает снегом, а по весне они оттают и впахивай Травкин круглыми сутками напропалую.
Полковник пошлепал губами и подался вперед, чуть грудью не лег на стол, заваленными бумагами. Стальные глаза поймали суженые расслабленные зрачки Ивана.
— Женщин, где держишь?
Глава 39
Тридцать первое декабря, а Травкин, сутки не спавший, смотрит на мужчину, которому слезы падают на воротник. Муж последней жертвы опознал руку супруги. Обхватив голову руками, качался как маятник: «Леночка, моя Леночка». Спина сотрясалась от тихого рыдания. Его согнуло пополам от горя.
Без вести пропавшая — это еще надежда, малюсенькая такая, со спичечную головку… Но, надежда. И вот у тебя отняли последнее. Только рука с обручальным кольцом. Что хоронить?
Сергей натер, наверное, дыру на затылке, не зная, куда себя девать. Лучше в прорубь с моста, чем приносить такие известия близким родственникам.
— Вы найдете убийцу? — вскинул вдовец воспаленно-красные глаза на полковника.
— Найду, — уверенно кивнул Травкин, дернул головой так, что позвоночник хрустнул. Оскалился по-звериному, раздувая ноздри.
— Как найдете, дайте знать. Всего две минуты с ним хочу побыть. Наедине. Большего не прошу… — он замолчал, впав на какое-то время в транс и смотрел в одну точку широко распахнутыми глазами. — Что мне дочери сказать? Как объяснить? Мы ей твердили, что мама уехала к родственникам далеко на Север.