Белое и Черное
Шрифт:
— Ой, да у тебя, Череп, женщина завелась! — присвистнул гость. — Красавица, выгляни. Покажись, девица, дай глаза порадовать… Да и это… полюбоваться, — стал утирать варежкой накладные усы, лыбясь как кот мартовский.
— Идите в жопу! — Юля помнила, что открывать никому нельзя и уже пожалела, что подала голос.
Глава 42
Юля набирала Травкина снова и снова, но номер был занят. Прикусив губу, она нервно мерила коридор шагами. Будь это на улице,
— Да?! — обрадованно орнула, когда крайне необходимый абонент перезвонил сам.
Мысленно себя одернула, что слишком громко прозвучало. Покосилась в сторону двери комнаты, где Коська спит.
— Юль, впусти дурака. Это мой друг проездом, Аркадий, — проворчал недовольным голосом полковник. Ситуация с дальневосточником ему категорично не нравилась. Но, не оставлять же его на улице в новогоднюю ночь давнего знакомого? — Пусть на диване поспит. Я завтра с утра буду дома.
«Буду дома» — невероятные слова. От них веет теплом, общим бытом, единит их в стаю сородичей. Один на всех дом. И сейчас нужно впустить чужого, незнакомого мужика в накладной бороде.
— Я поняла, — выдохнула Юля, стараясь тянуть время. Пусть поговорит с ней еще. Любое сказанное им слово, для нее имеет значение.
— До завтра, Юль. Надеюсь, до встречи обойдемся без происшествий.
Вот и наговорились. Не успела сказать: «пока», Сережа отбил звонок.
— Хозяюшка-а-а! — тарабанил опять раздражитель спокойствия, будто знал, что она успела поговорить с Сергеем.
«Это натуральное свинство, не предупреждать о своем приезде. Какой, к черту, сюрприз? Им здесь сюрпризов хватает» — сердилась Юлька, открывая ему дверь.
Они смотрели друг на друга. Она — с неким вызовом, вздернув подбородок. Он — умиляясь, что наконец узрел прекрасную деву, к которой ломился битый час.
— Аркадий! — протянул ей большую руку, предварительно стянув морозовскую варежку зажатой подмышкой.
— Юля, — нехотя протянула ладонь, чтобы ее отжали и потрясли. — Только прошу вас не шуметь, сын спит.
Темные глаза смеялись над ней, будто это Юлька в шутовском наряде, а не он волшебник недоделанный.
— Понял, не дурак. Дурак бы не понял, — выдав скороговорку, гость стал раздеваться, стаскивая с себя десять одежек: тулуп Деда Мороза, пуховик, теплый свитер под горло. Бороду повесил сверху, став похожим на обычного, чуть полноватого добряка с румяными щеками.
— Нет, ну как же я вовремя! — он напал на еду, словно неделю не кормили. — Очень вкусно! И это заливное…
— Холодец, — уточнила Юлька о своем творении, подперев щеку кулаком. Ну, мало ли, ей там захотелось в него петрушечки добавить, отварной моркови кружочками. Хуже не стало. Аркаша хомячит за обе щеки, уже половину сожрал, не постеснялся.
— А хотите, курицу с картошкой? — Юля потянула миску с остатками холодца на себя. Сережа еще не пробовал. Этот пришлый меры не видит, пихает, как не в себя.
— Не откажусь, — сказал Аркаша, с сожалением провожая глазами мясное желеобразное вкуснотище.
— Так, вы к нам надолго? — задала насущный вопрос хозяйка, испугавшись, что не сможет прокормить
— Завтра поезд, милая барышня. Вечером, — погладил по брюшку довольно Аркадий. И подумав пару секунд, подцепил еще один кусок пирога. — Эх, не будь ты серегиной невестой, я б женился! — уставился на нее маслеными сытыми глазками.
«Боже упаси!» — отвела глаза в сторону Юлька, не ответив на провокацию.
— Так у вас все серьезно? — продолжал допытываться «суйка с носом».
— Аркадий, думаю, мы все сегодня устали. Пора спать, — Юля чинно встала с прямой спиной и стала убирать со стола, намекая, что посидели и хватит. Расходимся.
— Время-то детское! — удивился гость Аркаша, посмотрев на наручные часы. — Всего половина третьего. Можно вина по чуток, — показал на пальцах измерение «чутка».
— Не употребляю и не терплю. Муж бывший… — давай, сочинять на ходу. — Был жуткий пьяница. От синьки и умер. Во сне блевотой захлебнулся. Да и не жилец был, — махнула рукой, будто не замечала вытянутого мужского лица. — Печень и почки почти отказали. Все из-за алкоголя. Почернел весь… Даже язык, — буйная Юлькина фантазия разыгралась ни на шутку.
И хоть бы один глаз дернулся, когда несла альтернативную версию событий.
— Ужас какой! — заохал Аркадий, качая головой. — А я, как раз работаю наркологом… Но, чтобы почернел. С языком, — сделал бровки домиком, продолжал качаться на месте: «Ай-яй-яй, че делается!».
«Вот блин, влипла!» — вздохнула Юля. Ее глаза забегали, не зная, как выкрутится из того, что наплела по дурости. Хорошо, к нему спиной стояла, и не видно ее растерянности и покрасневшего от стыда лица.
Вздохнула всей грудью, и словно решившись, поставила пирог обратно на стол. Присела. Взглянула на него самыми честными глазами на свете.
— Сегодня же праздник. Такой раз в год бывает. Можно капелюшечку. Жаль, что у меня ничего нет, — «разочарованно» развела руками.
П-р-р-р! — забрюлил губами Аркаша.
— У меня с собой! Я же не с пустыми руками! — шустро рванул к двери, чуть косяк не снес, еле вписавшись в поворот, когда огибал ее сидячее место, ближе к выходу из кухни.
— Скотина, — тихо пожаловалась вслух Юля, закатив глаза в потолок.
Глава 43
Утром первого января хочется вспомнить что-то хорошее, а не пьяный треп надоедливого гостя, из-за которого толком не выспалась. Он-то все еще храпит, выпуская тошнотворные пары алкоголя, а Юлька вынуждена готовить для сына кашу на молоке и в качестве жеста «доброй воли» рассольник, о котором мечтал вчера Аркадий.
На плите бурлит говяжий бульон на косточке. В ее руках вторая чашка кофе. Коська, болтая ногами, копает «лунку» посередине рисовой каши. В самый ответственный момент поиска, в середину тарелки прилетела россыпь мелко порезанной отварной куриной грудки — секретное оружие заботливой матери, чтобы Костик съел больше. Мальчик крякнул и принялся выедать самое вкусное.