Белое на белом
Шрифт:
— Молодец. Значит, все сделаешь как надо…
— Нет.
Рука Нагеля, которой он собирался хлопнуть юношу по плечу, повисла в воздухе.
— Чего?
— Не буду я ничего делать, — взгляд Йохана, доселе блуждавший по стенам окрестных домов, решетчатым окнам, нависающим черепичным крышам, уперся в лицо Нагеля.
Тот слегка побледнел — насколько возможно побледнеть с творожистой рожей — и занервничал. Глаза Йохана были пусты и смотрели как будто СКВОЗЬ собеседника. Да еще слова о том, что он отказывается
Нагелю мгновенно припомнилось все то, что натворил в своем родном городке этой тихий юноша. Как-то сразу появилось ощущение человека, дразнившего тигра в зоопарке и вдруг заметившего, что дверь клетки хищника не заперта.
— Это чего? — сообразил наконец краснолицый Кугель, — Мальчик решил взбрыкнуть? А он не боится, что мы расскажем о нем…
— Не боюсь.
— Найдут ведь… — вступил Нагель.
— Не найдут. Сам ведь сказал, что нас, курсантов, скоро будут отправлять по месту службы. Думаете, вам так просто скажут, куда меня направили?
Громилы переглянулись. С другим человеком они обратились бы к угрозам, но с этим сумасшедшим им связываться не хотелось. Тем более что на поясе Йохана висела шпага. Нож и кастет против нее — несерьезная угроза, по крайней мере, при схватке лицом к лицу. К тому же угрожать офицеру — пусть курсанту — посреди улицы не есть удачная идея.
— Ну что ж, твой выбор… — Нагель сделал небольшой шажок назад, — Теперь ходи и оглядывайся… Кугель.
Два напарника повернулись было, чтобы уйти.
— Стоять.
За их спинами неприятно прошелестела сталь шпаги.
— Вы забыли рассказать о том, кто вас подослал ко мне.
Над их головами скрипнуло, распахиваясь, окно.
— Кровная месть.
Римус, вышагивавший по коридору королевского дворца и в своем клетчатом костюме резко выделявшийся на фоне лепнины и цветов, обернулся и посмотрел на Вольфа.
Камердинер, ведший их куда-то — Вольф одновременно надеялся, что к королю и боялся, что все-таки к королю — тоже обернулся и недовольно посмотрел на юношу. Два гвардейца, звеневших шпорами позади, тоже остановились и выразили свое недовольство хмыканьем и ворчанием.
— Кровная месть, — повторил курсант, — Вы именно поэтому не сообщаете о… том, о ком мы говорили в паровике… тем, кого мы упоминали в паровике… Вы хотите прикончить его сами.
— Нет, — Римус развернулся и зашагал дальше, умудряясь не поскальзываться на сатанински скользком паркете, — Кровная месть — забава дворян.
Вольф помедлил. Ему что-то не понравилось в этом ответе…
— Дворян? — медленно спросил он, — А вы…
— А я — не дворянин. Мой отец был пивоваром.
— А мать? — глупо спросил Вольф.
— А мать — женой пивовара.
Юноша сделал еще несколько шагов, и тут его окатила горячая волна
НЕ дворянин?!
Он, дворянин, подчинялся ПРОСТОЛЮДИНУ?!
Нет, он, конечно, не считал, что все простолюдины — горожане, крестьяне — должны исчезнуть с лица земли, чтобы не оскорблять тонкое обоняние своей вонью. Он уважительно относился к старшим по возрасту, даже если те были слугами или конюхами. Но ПОДЧИНЯТЬСЯ?!!
Что сказал бы отец?
Тут Вольф вспомнил, из-за чего он, собственно, сбежал из родового замка.
Да… Что сказал бы на этот счет папа — вопрос без ответа.
А дедушка?
Дедушек Вольф не помнил, они оба скончались еще до его рождения, поэтому их реакцию пришлось придумывать. Когда же воображаемые гневные дедушки набрали воздуха в грудь, чтобы высказать внуку, опорочившему честь семьи, все, что в таких случаях говорят опороченные дедушки… В этот момент проход по коридору закончился.
Камердинер распахнул дверь:
— Детектив Рауль Римус с сопровождающим к его величеству королю Шнееланда Леопольду Седьмому.
Римус протер платком лысину и шагнул внутрь. Так, как будто сначала вошла его нога, а только затем — он сам. Следом двинулся покрытый красными пятнами Вольф.
Попали они оба, судя по всему, в королевский кабинет. Потому что здесь был огромный стол, за которым восседал король.
Король был вторым, что заметил Вольф. Первое, что он увидел, были ноги.
Длинные, в начищенных до блеска сапогах, они торчали вверх из кресла, стоявшего у стола. На сиденье кресла находилось туловище… руки, заброшенные за голову… и собственно, голова.
Ошарашенный Вольф наконец-то узнал в перевернутом — а скорее перевернувшемся — вниз головой незнакомце проклятого королевского шута. Только после этого он сумел обратить внимание на короля.
Леопольд Седьмой был огромен. В розовом мундире с золотыми эполетами, пуговицами и шитьем он до крайности напоминал огромный торт. Тот самый торт, который, искрясь глазурью, стоял на столе прямо перед королем. Вообще, именовать этот стол «письменным» было бы не совсем правильно. Из бумаг на нем находились только бумажные цветы, украшавшие запеченного петуха. Практически на столе кроме разнообразных блюд не было больше ничего.
За спиной короля Леопольда в розовом мундире, висел огромный портрет в золотой раме, изображавший короля Леопольда в розовом мундире. Сидевшего за этим самым столом. За спиной нарисованного короля виднелся еще какой-то портрет, но кто там на нем изображен, Вольф не понял. У него и без того закружилась голова от зрелища раздвоенного короля.
— Добрый день, — король привстал, — многое слышал о вас, Римус, и вот теперь мне понадобилась ваша помощь…
Голос его величества был приятен, этакий раскатистый баритон. Ему бы на сцене петь.