Белокурый циклон
Шрифт:
– Если вы собираетесь сделать это здесь, в Марокко, то мы пойдем в полицию вместе с вами. Не думаю, однако, что истинный английский джентльмен, гуманист и интеллектуал сможет отказать в помощи, когда речь идет о беззащитной женщине и чести оклеветанного человека.
– На этих же основаниях я уже – один раз во фраке, а другой раз в халате, – исколесил половину Европы.
– Сейчас речь идет всего лишь о соседнем оазисе.
– Сейчас да. Но после того, как мы отправимся в путь, вполне может оказаться, что остановиться мы при всем желании не сумеем до самого Кейптауна. Не говоря уже о том,
– Не надо насмешек! Можете, если хотите, прихватить с собой надежный конвой для охраны. Нам надо попасть в оазис Марбук. Это всего два дня пути на верблюде. Документ можете оставить у себя и выпустить из рук только в том случае, если вы убедитесь, что он попадет именно туда, куда следует. Поступив иначе, вы ради комфорта и безопасности пожертвуете благосостоянием бедной семьи, честью невинно страдающего человека, всем, что мне пришлось уже перенести.
Смерч начал уже затягивать профессора в свою воронку, делая бесполезным всякое сопротивление.
– Но чем вы все это можете доказать?
– Большую часть могу засвидетельствовать я, – сказал Эдди.
– А остальное я сейчас вам объясню. Дело в том, что…
– Погодите! – перебил профессор. – Не надо. После всего того, что писалось в газетах, чем меньше я буду осведомлен, тем, пожалуй, будет лучше. В данный момент моя роль в этом деле сводится к следующему: вы передали мне этот конверт, попросив передать его властям не здесь, а в оазисе Марбук, и я готов выполнить вашу просьбу. Лучше, если мы на этом и остановимся. У меня, во всяком случае, совесть будет спокойнее. Вы, словно вихрь, увлекаете меня с такой силой, что я, к величайшему своему прискорбию, даже не пытаюсь противоречить. Предупреждаю, однако, что дальше за Сахарой расположено Бельгийское Конго, и туда я ни ради наследства, ни для спасения чьей-либо чести, ни потому, что вас преследуют, отправляться не намерен. Дальше Сахары ни шагу ногой!
Эвелин грустно взглянула на профессора.
– Вы в этом уверены, сэр?
Решимость профессора несколько поколебалась.
– Во всяком случае… вы должны будете обосновать… – начал он неуверенно, – но, даже если мы и заедем, скажем, в Конго, то уж никак не до Кейптауна… и вообще… Короче говоря, я не возражаю, поехали!..
…Профессор сидел на верблюде с таким суровым видом, словно руководил карательной экспедицией. Еще больше портило ему настроение то, что кишевшие в шерсти верблюда насекомые, судя по всему, жаждали проанализировать состав крови известного исследователя сонной болезни. Он сидел на верблюде, покачиваясь в такт его шагам, и с горечью размышлял о том, что ради гуманизма и спасения чьей-то там чести он все едет и едет, едет и страдает. Впрочем, фактически положение вещей выглядит, пожалуй, гораздо проще.
Он – пусть немного напыщенно, но, в общем-то, повинуясь вечному закону тяготения к прекрасному полу – последовал, без всякого смысла и цели, за красивой женщиной в Сахару. Просто, поскольку он ученый и лорд, его поступок, ничем по сути дела не отличающийся от стандартного набора выходок влюбленных, требует более сложного и не столь унизительного объяснения.
– Рег-лакк! Рег-лакк!
Перешедший на рысь верблюд
– Рег-лакк! Рег-лакк!
Профессор потерял очки, но даже не попытался остановиться. С момента отъезда из Парижа больше было потеряно.
После того как верблюд еще пару раз толкнул его в грудь, профессор выпрямился в седле и от этого сразу почувствовал себя сильнее и значительнее.
– Рег-лакк! Рег-лакк!
К чести профессора надо сказать, что Рансинг, несмотря на свой жеребячий возраст, гораздо хуже справлялся с тяготами путешествия. До него скоро дошло, что верблюдов не зря называют кораблями пустыни, поскольку вскоре у него появились явные симптомы морской болезни. От пыли нещадно щипало в глазах, и по временам ему казалось, что больше он не выдержит и минуты.
У Эвелин был уже небольшой опыт, к тому же женщины вообще легче приспосабливаются к тропикам, так что она относительно бодро ехала рядом с проводником.
В лучах заходящего солнца тени от барханов, ряды которых уходили, казалось, в бесконечность, делали пустыню похожей на гигантскую шахматную доску, испещренную темными и светлыми клетками.
– Мы не поедем обычной дорогой, мадемуазель, – проговорил вдруг Азрим, их проводник.
– Почему?
– Аллах пожелал, чтобы вы подарили моей дочке амулет, и он же избавил вас от большой беды тем, что вы обменялись сумками и должны были вернуться. Дома я узнал, что сегодня ночью много дурных людей собрались, а потом стали лагерем У колодца на караванном пути, ведущем в Марбук. Среди этих людей был и тот, который вчера интересовался вами и, обманув меня, выведал, что мадемуазель собирается в Марбук.
Эвелин чуть не вывалилась из седла.
– Я думаю, что они устроили засаду, чтобы ограбить и убить вас. Но мы поедем другой дорогой – через солончаки. Это не длинная дорога, только плохая и немного опасная. Все же я думаю, что это лучше, чем быть убитым.
Конец беседы слышали и подъехавшие поближе Рансинг и Баннистер.
– Они все-таки нашли меня! – чуть не плача, воскликнула Эвелин.
– Кто они? – спросил лорд.
– Союз бандитов и шпионов. Тех самых, из-за которых была устроена облава.
Лорд задумался.
– В Марбуке вы действительно собираетесь передать конверт в должные руки?
– Да.
– И, если нужно будет что-то выяснить, с чистой совестью предстанете перед полицией?
– Разумеется.
– Хорошо, – кивнул лорд, – тогда мы поступим именно так, как предписывает нам гражданский долг. Мы известим полицию, что она может схватить всю эту опасную шайку у колодца на дороге в Марбук.
Все удивленно уставились на профессора.
– Если вы сдадите конверт и вам нечего бояться, – объяснил лорд, – то почему бы не спровадить эту банду мерзавцев туда, где ей и положено быть? Мистер Рансинг с трудом выдерживает эту скачку, мы же с мисс Вестон лучше приспособились к ней, так что, мне кажется, разумнее будет, если молодой человек вернется и даст знать полиции о том, что мы услышали.
Рансинг не стал особо возражать – особенно после того, как Эвелин заявила, что для нее эта услуга будет стоить не меньше, чем если бы он стал сопровождать ее до самой цели.