Белые волки. Часть 2. Эльза
Шрифт:
Звеня цепями, он гладил искалеченными руками трепещущее женское тело, попавшее в его полную власть. Ласкал ее, уже не думая ни о чем, позабыв свой страх перед черным, белым и красным. Его спина уже совсем покрылась густой бурой шерстью, когти на ногах и руках удлинились. Позвонки со щелчками начинали выпирать из хребта и раздвигались ребра, а хрупкая белокожая девушка под ним извивалась и жарко выдыхала от его грубых ласк. Она закрыла глаза, вытянула шею, упираясь затылком в пол, и облизывала розовые блестящие губы, а он смотрел и смотрел на нее, буквально пожирая ее глазами. Он желал охватить вниманием и ее стоны, и каждую
Приподнявшись на дрожащих от боли руках, он снова попытался вдавить себя в нее, но Эльза вдруг вскрикнула и стала выбираться из-под него. Зверь дико взревел, кусая ее грудь и ключицы, и тут же спохватился и покрыл поцелуями оставленные зубами следы.
— Большой… — сдавленно прошептала она, обхватив его лицо и отвечая на эти поцелуи, — …больше, чем был.
Он взвыл и расцарапал когтями пол по обе стороны от нее. Затем схватил ее руки, прижал к губам, целуя каждый палец, неистово собирая в себе те отголоски человеческого разума, которые еще имелись. Она лежала под ним и огорченно хмурила брови, но убежать больше не пыталась.
— Ш-ш-ш, моя девочка… я буду осторожен… я не сделаю тебе больно…
Когда-то человек уже шептал ей эти слова, они всплыли из памяти сами собой, и девушка доверчиво расслабилась, позволяя ему остаться между ее раздвинутых ног, в блаженном оазисе ее тела. Зверь заскрипел зубами от напряжения, осторожно продвигая свой увеличившийся по сравнению с обычным мужским размером член в мягкие женские складки. Оборот почти завершился, и зверь хотел успеть соединиться с девушкой так исступленно, словно от этого зависела его жизнь.
Эльза тихо вздыхала, кусала губы, держась за его плечи и поглядывая на него из-под опущенных ресниц, но в какой-то момент мука на ее лице сменилась выражением удивления, а затем рот распахнулся, исторгая полное удовольствия "о-о-о…"
Он полностью погрузился в нее, ощущая, как плотно натянуты вокруг него ее внутренние мышцы, вышел почти до конца, чувствуя прохладный воздух на увлажненном члене, и снова погрузился.
— Еще, — едва слышно попросила она.
Раскаленная вспышка ударила в виски, его большое лохматое тело яростно задвигалось, полностью накрыв собой распластанную на полу девушку. Она вскрикнула, опять и опять, заливая его изнутри обильно выступившей влагой своего оргазма. Приоткрыла глаза, блестящие от слез, и зверя прошиб такой ужас, что он замер. Она снова плачет из-за него, он не совладал с собой и сделал ей больно. Но Эльза улыбнулась, притягивая его к себе за шею, и сама поцеловала его и прошептала имя человека, которым он был. Он схватил ее, едва не задушив в объятиях, еще шире раздвинул ей ноги, вколачиваясь между них и посылая внутрь нее и себя новые сладкие судороги.
Никогда еще зверь не испытывал столько боли и удовольствия одновременно. Грань, разделяющая эти два ощущения, стерлась, превратив его в один сплошной оголенный нерв. Он кончил под хруст собственных костей, стеная и выкрикивая имя Эльзы и извергаясь в нее потоками семени. Она нежно гладила его взмокшую морду, принимая в себя его освобождение так спокойно и естественно, словно родилась для того, чтобы утешать и облегчать его муки.
Он выскользнул из нее вместе с вытекающей влагой, снял с себя ее ладони. Маленькие женские руки казались такими хрупкими в мохнатых когтистых лапах зверя. Он провел по ним языком, забыв, как по-человечески
Эльза посмотрела через плечо на огромного бурого волка, расставившего над ней перевитые цепями лапы и низко пригнувшего к полу голову. Его глаза налились красным и изучали ее будто перед прыжком. Похоже, он на самом деле собрался прыгать. Подобрался весь, шерсть на загривке стала дыбом, задние ноги напружинились.
Он рванулся — и она остановила его одной рукой. Просто обняла за шею, и волк затих, прижав к ее плечу крупную лобастую голову. Эльза погладила его, долгими движениями проводя от загривка вдоль по спине, а он удивленно мигал красными глазами и вздыхал черным шершавым носом. И лег — спокойно лег ей на колени. Как и все монстры, ее зверь нуждался в единственном лекарстве, способном ему помочь, — в любви — и она дала ему это.
Как пришла к ней эта догадка? Она едва ли сумела бы внятно объяснить. Волк не мог знать, что однажды, в далеком детстве, она уже сидела вот так, на полу, прижимая к груди больное чудовище. Воспоминания прихлынули волной, заполонив разум волчицы. Чудовище пахло, совсем как Эльза, в нем текла одна с ней кровь, но оно точно так же страдало в поисках своего лекарства, как ее бурый зверь. И точно так же вздрагивало и вздыхало в ее руках.
Она нахмурилась. Почему-то чудовище в образе маленького дрожащего мальчика заставило ее похолодеть от ужаса так, как не смог огромный оборотень.
Цирховия
Шестнадцать лет со дня затмения
Он обещал подарить ей океан — и он повез ее к океану.
Дорога предстояла неблизкая, поэтому выезжали на рассвете, в час звенящих о пробуждении колоколов, под розовой сырой дымкой летнего неба. Петра волновалась, как ребенок, и тряслась над каждой мелочью, желая сделать отдых незабываемым. Для себя она собрала чемодан, тот самый, единственный, с которым приехала, зато ему накупила всякого барахла и напихала еще в два. Уезжая, он "забыл" свои вещи у порога, и она обнаружила это, только когда они сделали первую остановку, чтобы отдохнуть и попить воды. И огорчилась не на шутку.
— Ну вот. У тебя нет даже сменной одежды, Дим. Как можно было не проверить багаж? Будешь теперь ходить голым.
Он медленно поднял на нее взгляд, и Петра осеклась, а затем порозовела до кончиков ушей.
— Что, правда? — сказала она уже другим, тихим голосом. — Твой голод ко мне не проходит ни на секунду?
Он молча пожал плечами. Кто знает, каков на самом деле его голод?
— Хорошо, — она походила на маленького смелого воробышка, когда сама обвила руками его шею. — Пусть не проходит. Я не хочу, чтобы он проходил. Я буду ходить голой вместе с тобой.
Он закрыл глаза, вжался лицом в уютное местечко над ее ключицей. Они стояли на обочине шоссе возле кукурузного поля, под куполом, полным голубого неба и белых облаков, а длинные стебли колыхались на ветерке за спиной Петры и шуршали зелеными листьями друг о друга. Такие высокие… никто не увидит, как он будет брать ее там, прямо на земле, в самом центре этого травяного океана. Это не голод, девочка-скала, это уже наваждение. Страшное, больное, исступленное желание чужого беспомощного тела.