Белые волки. Часть 2. Эльза

Южная Влада

— Нет. Не буду.

— Потом швырнешь, — ничуть не расстроилась Ласка. — На обратном пути. Вот увидышь, как легче станыт.

Они вошли в семетерий под густую сень душистых акаций и лип. Здесь тоже пахло сладко, но не так, как в семете, а иначе — жизнью, цветами, летом и счастьем, а раскидистые ветви дарили прохладу и тень. Крис не ощущал здесь грусти, только покой.

— Твоя мама тоже где-то здесь? — спросил он у Ласки.

— Не-а, — беззаботно откликнулась она, — в ограде ложуть токма майстров и лаэрдов, кады предварительно пожгут их, а свободный народ

не проходыт чрез семету и ложится на пустыре, чуть далее.

— Но ты же говорила, что ходишь сюда грустить?

— Так мы и погрустыли, — похлопала она ресницами и отряхнула испачканные в земле руки, — ты, правдачи, не очень, но это потому что чрезчур благородный и ничаво не понимаешь. Не беда, научишься. А сюда я прихожу крыжовник есть.

Она деловито шмыгнула вперед по заросшим тропинкам, уверенно лавируя среди низеньких побитых непогодой памятников, и Крису не оставалось ничего, как пойти за ней. По левую руку от него открывался вид на реку, оттуда приносил свежесть влажный ветерок. Трещали цикады, и в унисон им Ласка ломилась по сухим веткам, как медведь.

Крису подумалось, что после таких прогулок на ее лодыжках добавится еще больше царапин, и он усмехнулся.

В дальнем конце семетерия, у самой горы, они наткнулись на статую еще одного святого. Белый мрамор ее посерел от времени и отсутствия ухода, а бурелом окружал постамент. Мужчина с косматой короткой бородой был одет в рыбацкий плащ и держал в высоко поднятой руке каменный фонарь, напряженно вглядываясь вдаль поверх голов Криса и Ласки. Святой Игнатий считался покровителем мертвых душ, он встречал их на выходе из тела и провожал до могил, чтобы там они обрели покой. Поговаривали, что если ночью бродить по семетерию, то можно разглядеть свет его фонаря — и после этого навеки сойти с ума и ослепнуть.

— В него тоже грязью кинешь? — спросил у Ласки Крис.

— Нет. Ты что? — возмутилась она. — Это ж наш. Это свой. Святый Игнатый был разбойныком, ты не знал? Но разбойнык он был хорошый и добрый и до сих пор держит свой плащ над нами, чтобы служивые псы путались в наших коридорах и не могли угнаться за нами. Он нам помогает.

Ласка вдруг выудила из сумки кусок засахаренного яблока и пакет и благоговейно положила на постамент к ногам сердитого изваяния, будто бы на тарелочке.

— Разве разбойник может быть святым? — усомнился Крис. — Он был просто могильщиком всю свою жизнь и после смерти им же и остался.

— Чрезчур ты благородный, чтоб понимати, — Ласка даже ногой топнула. — Видишь, он стоит тут сам, а не со всеми? Его изгнали, как и нас. Зато теперича он свободен.

Крис хотел поинтересоваться, как она может верить даже в разбойника-святого, если свободный народ вообще не верит ни во что, но тут рыжая подхватила подол платья и стянула через голову, оставшись в нижнем белье. От этого зрелища у него дух захватило и все мысли вылетели из головы.

— Ну чего рот раззявил? — скептически покачала Ласка головой и накинула свое зеленое платье на фонарь Игнатия. — Раздевайси, если хошь. Там колючки.

Она спрятала сумку под большой камень, а волосы скрутила

в узел и затем отважно полезла в еще более густой бурелом.

— Ты уверена… — начал он, а в ответ через хруст веток донесся ее голосок:

— Крыжовник вку-у-усный.

Лезть за ней голым Крис посчитал глупостью, но вскоре пожалел о своем решении, так как колючки оказались еще более приставучими, чем рыжая шмакодявка, и хватали его за одежду там и сям. Все же ему удалось пробраться через заросли. Ласка уже взбиралась на сыпучий холм с той же ловкостью, как лазала по стволам деревьев. Подъем казался непреодолимым, и Крис пару раз едва не срывался вниз, поэтому догнал ее гораздо позже, когда она уже сидела на земляном карнизе посреди горы, болтала ногами и обдирала с ближайших кустов крыжовник.

— Садися, — Ласка подвинулась и гостеприимно похлопала ладошкой по траве рядом с собой. Места тут как раз хватало для обоих.

Когда он сел, она без спроса запихнула ему в рот пригоршню терпких, немытых, лопающихся соком на языке ягод. С высоты открывался красивый вид на реку, город на другом берегу казался игрушечным. Ветер здесь дул сильнее, и жара практически не ощущалась, а по небу плыли белые пушистые облака.

— Ты знаешь, что этот крыжовник вырос из мертвых людей? — проворчал Крис, когда проглотил свое угощение. Теперь его одежда выглядела гораздо более потрепанной и грязной, чем у нее, а вид ее тела мешал ему трезво мыслить.

— Как? — испугалась Ласка.

— А вот так. Корни берут питание из земли, а в земле лежат те, кого кладут в семетерий. В школе учить надо.

— А-а-а, — протянула она и махнула рукой, — так мы высоко. Не достануть твои корни. Да ешь, ешь, не стесняйси. А я и без школы все, что надобно, знаю.

Оказалось, что крыжовник с его кисловатым соком неплохо утоляет жажду, и Крис поел. Потом они сидели рядом, плечом к плечу, болтали ногами и смотрели на реку.

— А ты знаешь стихи? — спросила вдруг Ласка.

Крис знал. Удивляясь сам себе, он прочитал ей по памяти "Когда твоей руки касаюсь нежно", "Прекрасная лаэрда", "Как по весне бегут все реки" и прочую ерунду, которой ему забивала голову в школе майстра Ирис на уроках изящной словесности. Тогда он ненавидел вредную преподавательницу и стихи учил из-под палки, а теперь вдруг даже порадовался, что делал это, потому что глаза у Ласки стали сиять, как два больших голубых солнца, и в них появилось восхищение.

— А я тоже стихи знаю, — призналась она, — но все они про хрен.

И она прочитала ему свои стихи про хрен и некоторые другие органы. Они были короче, чем те, которые знал Крис, и гораздо проще по смыслу.

— Твои стихи лучше, — вздохнул он, а она так засмеялась, что чуть не свалилась с карниза, и ее едва удалось подхватить.

Потом Ласка вдруг повернулась и погладила его по щеке своими пахнущими землей и крыжовником пальцами. Над их головами солнце уходило за гору, а река у ног потихоньку впитывала вечерние тени. Эти же тени легли и на ее лицо, подчеркивая чистые линии, и она снова из обычной девчонки превратилась в красавицу.