Белые волки. Часть 3. Эльза

Южная Влада

— Думаешь… климат гор не повредит малышу?

Супруг посмотрел на нее так, словно она сморозила милую, но очень смешную глупость.

— Ребенок останется здесь. Ты уедешь одна.

Несколько мгновений — или суток — Северина пыталась осмыслить сказанное, а потом неожиданно самой для себя заорала:

— Что?

— Ты все прекрасно слышала.

Димитрий развернулся и пошел к выходу, а она побежала за ним следом, путаясь в длинных полах домашнего платья и рискуя упасть. Схватила за руку и буквально повисла на ней:

— За что ты так со мной? За то, что изменила тебе с Яном? Да ты сам мне изменял

тысячу раз.

Он стряхнул ее — возможно, чуть более аккуратно, чем всегда — и рывком распахнул дверь.

— И что? Запрешь меня в монастырях, как собственную мать? — взревела она, выбегая следом за ним в коридор.

Димитрий не отвечал, и его широкая спина удалялась. На крик выбежали слуги, но Северине было не до них. Красная пелена упала перед ее глазами, в ушах звенело, и все вокруг ходило ходуном.

— Я не рожу тебе этого ребенка, — завопила она что есть сил. — Я убью его. Он будет только мой или ничей.

— Ты этим ничего не добьешься, волчица, — кто-то схватил ее за плечи.

Северина моргнула, выныривая из потока чистой ярости и неописуемого ужаса матери, теряющей свое дитя, и увидела перед собой лицо Яна. Он был строг, и мрачен, и загораживал собой путь, которым ушел предмет ее самой горькой любви и самых сильных страданий. Она сжала кулаки, ударила Яна что есть силы в грудь, но он не отступил. Он никогда не отступал, когда дело касалось его господина.

— Да пошел ты, — выплюнула она ему в лицо. — Пошли вы. Оба.

Оттолкнула от себя его руки, развернулась, гордо вздернула подбородок под любопытными взглядами нежелательных свидетелей ссоры. И дошла до своей спальни, ни разу не сбившись с шага. И аккуратно, без хлопка закрыла дверь.

И упала на пол, содрогаясь в беззвучных рыданиях.

Наутро Северина проснулась с удивительно ясной головой и совершенно четким пониманием, что дальше делать. В этом была вся она: иных людей пережитые злость, обида, горечь и страх вгоняют в депрессию, ее же деятельный ум под влиянием отрицательных эмоций работал с удвоенной силой, как стену по кирпичикам быстро выстраивая новый план. Теперь стало понятно, почему две долгих недели Северина никак не могла приступить к делу — ей не хватало одного крохотного кусочка, последнего мотива, который прошлым вечером как раз и дал супруг.

— Я беспринципная, — сказала она своему отражению, прихорашиваясь перед зеркалом, — и я способна на все.

Правда, утро Северины немного омрачила новость о смерти служанки, той самой, что прошлым вечером так усердно подносила подарки госпоже. Девушку нашли в каморке для слуг, в собственной постели, с губами, измазанными в черной пене, и выпученными от ужаса остекленевшими глазами. Всю ночь проспавшие с ней рядом женщины не слышали ни вскрика — доктор констатировал, что смерть наступила в мгновение ока. Анафилактический шок, вызванный аллергеном, озвучил он предположительный диагноз, а Северина посмотрела на поднос, застланный промасленной бумагой для выпечки, который бедняжка оставила у кровати. Те корзиночки с крупными ягодами прислали как раз на таком подносе, но жена наместника отдала их служанке с приказом выбросить или съесть…

В коридорах она столкнулась с каргой Ирис — еще один повод считать утро испорченным. Старуха каким-то образом умудрялась выглядеть от силы ровесницей Северины,

хотя в ее-то годы ей давно пора было найти свой медный кувшин, а лучше бы и вовсе упокоиться за пределами семетерия. Ирис остановилась, перегородив дорогу жене наместника, подбоченилась и окинула ту ревнивым взглядом:

— А я все ждала, когда же он с тобой разведется. А он вон как решил… Что ж, не радуйся слишком рано. Ни хорошенькая мордашка, ни ребенок в животе не помогут удержать мужчину, если он тебя не хочет.

— Да? — в тон ей пропела Северина. — То-то вы всю жизнь одна.

Две самые влиятельные женщины страны разошлись, фыркая и шипя друг на друга, как взъерошенные кошки.

Встреча только подхлестнула Северину. Она ощущала себя кипящим вулканом, который взорвется, если срочно не выплеснется как следует. Пташки едва поспевали за ней на каблучках, когда она размашистым шагом, с легкой полуулыбкой на губах, шла навстречу своей цели. Кортеж был собран в самые короткие сроки: в первый кар села жена наместника с несколькими девушками из свиты, во втором за ними следовала крепкая охрана. Северине хотелось, чтобы поездка выглядела, как светский визит, который невозможно не заметить. Из соображений безопасности ей требовалось, чтобы все знали, куда ездила она.

Лишь когда на пути кортежа показались позолоченные стены главного темпла светлого, решимость Северины на минутку дрогнула. Супруге наместника вдруг показалось, что она задыхается в своей новой шубке из легчайшего меха дарданийской лисы, а золотое ожерелье, подаренное мужем накануне, снова душит, как его руки. Она потребовала остановить кар перед темплом, вышла на чистый белый снег, такой искристый в лучах полуденного солнца, схватилась рукой за горло, выдыхая в морозный воздух густые облачка пара. Ее охрана, ее девушки — все в недоумении высыпали следом, и она остановила их жестом, на ходу сочинив легкую ложь: ей нужно поблагодарить пресвятого светлого бога за то, что даровал трону наследника. Что-что, а лгать она умела уже машинально.

Двое оборванных попрошаек с железными кружками для монет навострились, когда благородная госпожа приблизилась ко входу в темпл, но сникли, завидев поодаль угрожающие взгляды ее охраны. Северина подняла голову, оценивая все величие и мощь здания, которое нерушимым оплотом возвышалось перед ней. Прямо как совесть. В соответствии с обязанностями супруга наместника посещала темпл на все праздники, когда требовалось ее присутствие перед толпой, но теперь, в обычный, ничем не примечательный день, без необходимости играть роль счастливой и успешной женщины, она поняла, что не может переступить порога. Вот просто не может и все, потому что не создана для этого места.

— Ну что же ты, милая? — в последнюю секунду, когда Северина хотела развернуться и сбежать, раздался женский голос, и чьи-то руки придержали ее за плечи. — Так можно и замерзнуть, если долго стоять здесь.

Это была какая-то небогатая майстра с убранными под вдовий платок волосами и теплыми карими глазами на побитом ранними морщинами лице. Похоже, незнакомка совершенно не поняла, с кем разговаривает, и приняла супругу наместника за обычную хорошо одетую девушку из какой-нибудь благородной семьи. По крайней мере, ни намека на поклон или узнавание не случилось. От нее веяло материнской лаской, и Северина невольно дрогнула снова.