Белый Бурхан
Шрифт:
Монах жестом фокусника сдернул синее покрывало, и все молча уставились на плохо написанную танку1 с усатым бодисатвой, угадать Майтрейю в котором можно было только по каноническим цветам и магической фигуре мандалы2, вписанной зачем-то в правый угол. Но монах сделал вид, что его божественная картина - шедевр мастеров Гандхары.
Бабый смутился, увидев, что монах не только нахально любовался этой дикой мазней, но и, сняв с головы лодку грязно-желтого колпака, отправился собирать мзду за представление. Может, он - жулик, а не монах? Мало ли
Грязно-желтая лодка медленно плыла по кругу и наконец остановилась возле Бабыя. На самом дне тускло поблескивало несколько медных и бронзовых монет. Не дороже простой милостыни оценили спектакль монаха люди!
– Откуда ты?
– спросил Бабый строго.
– Из какого
дацана?
– Из земли, где будет рожден новый Будда - из Бенареса. Это далеко, лама. Это очень далеко!
– Знаю. Зачем тебе деньги? Тебе не хватает милостыни?
– Я хочу построить монастырь, посвященный новому
владыке.
– На эти деньги ты ничего не построишь.
– Всякое подаяние свято, лама. И я знаю дацаны, которые были построены на подаяния...
Уверовав в свою победу в споре, монах поднял глаза и поспешно убрал руку с шапкой-лодкой: приверженцы гелукпы3 недолюбливали монахов и отшельников, а те побаивались их не меньше, чем черношапочников Бонпо4 тот, кто носил красную шапку, всегда был мудрец или книгочей! А каждому ли по силам тягаться с мудрецом?
– Какой геше-ларива осмелился писать такую танку?
– угрожающе спросил Бабый.
– Разве тебя не учили, что искажение святыни является надругательством над ней, святотатством?!
– Я сам тот геше-ларива, лама!
– застонал монах.
– Мои краски искренни и прочны, составлены, как подобает, наложены на холст тайно и с молитвой, но я - бездарен!- Он обескураженно развел руками.
– А настоящий геше-ларива берет за каждую танку золотом! Великий живописец Дзанабазар умер давно, а его ученики и не подумают помочь мне... Да и сами посудите, лама, какой убыток Майтрейе и другим богам, если на моих танках они выходят немного кривобоки и разноглазы? Разве от такого пустяка их величие и слава потерпят ущерб? Ущерб понесет только моя карма!
А он - плут!
– весело подумал Бабый.
– Чем он еще торгует, что из святынь еще упрятано в его грязный мешок? Поддельные сутры, ложные дэвтэры, святой помет грифонов и символы дхармы на самых неподобающих предметах? У такого все может быть!
– Тебя спасает от кары только твоя святая цель. Когда обойдешь всех, возвратишься ко мне. Надо поговорить...
– О, добрый лама! Если вы дадите мне нарсанг...
– У меня нет этой монеты.
Монах поклонился и протянул свою лодку соседу Бабыя. Тот подумал, вынул горсть медных монет, долго перебирал их. Сначала хотел бросить полновесный шо, но нашел монету покрупнее, а достоинством всего в четверть шо. Бабый нахмурился: не верят люди этому плуту, собирающему деньги на новый монастырь!
Кто-то
Толпа постепенно разошлась, и монах-торговец оказался с Бабыем наедине.
– Ну, что у тебя есть еще?
– Бусы дзи, лама.
– Покажи.
Бабый был уверен, что плутоватый монах непременно подсунет ему китайскую подделку: из окаменевшего помета птиц или черного камня с грубо процарапанными знаками великой тайны. Но торговец протянул ему подлинные бусы из роговика с внутренними знаками, вчеканенными секретным способом тысячи и тысячи лун тому назад мастерамы Такагмы.
– Как тебя зовут?
– Чампа.
– Ты - тибетец?
– Нет, монгол.
– А почему у тебя тибетское имя? Ты был накорпой в Лхасе?
– Я не дошел до Лхасы, - смутился монах.
– Меня остановили стражники, и их доньер приказал мне убираться из Тибета.
– Тебе повезло. Тот, кто обманывает, живым из священной и благословенной страны не возвращается!
– Я был настоящий накорпа, лама! Я хотел видеть Большого Будду и Поталу! Но я был нищ, и стражникам нечем было у меня поживиться...
Бабый кивнул: Чампа не врал - нищему паломнику нечего делать в Лхасе. Он перебирал камни бус и ощущал пальцами их мягкое тепло. Они как бы светились изнутри и в их магических знаках была заключена не меньшая сила, чем в чудесном перстне владыки Шамбалы. Но ведь и монах знает об этом!
– Сколько ты хочешь получить за эти дзи?
– Сто индийских серебряных рупий.
Бабый вздохнул и протянул драгоценные бусы обратно:
у него не было и десятой части этой суммы.
– Может, купите ладанку, лама?
– Нет, Чампа. Ладанка мне не нужна. У меня нет талисмана.
Какая-то смутная догадка озарила лицо монаха:
– Вы пришли к сада Мунко, лама?
– Как ты догадался?
– изумился Бабый.
– Больше здесь не к кому приходить ученому ламе.
– Да, я прибыл в его дуган5. Я ищу Ганджур.
– Возможно, лама, вы уже у цели.
Чампа подозрительно долго возился со своими узлами, ему явно не хотелось так просто и глупо расставаться со строгим ламой в красной шапке, который ищет Ганджур. Но он знал старика Мунко из дугана, коли шел к нему на поклон, и это многое меняло.
– Я бы продал вам дзи и дешевле, лама...
– У меня мало денег, и мой путь еще не завершен. Я должен найти Ганджур, чтобы прочесть его! Мы оба - нищие, Чампа. Но у тебя - своя цель, у меня - своя...