Белый Бурхан
Шрифт:
Такой искренности от попа на свой вопрос Матвеев не ожидал. Пробасил миролюбиво, успокаивающе:
– Не велика беда, святой отец. Поправится все, дай срок!
– На господа одного и уповаю...
Матвеев кивнул, хотя и знал, что у попа всегда одна песня: худо да плохо. Десять лет в нищете живет, а по миру что-то не ходит! Еще, поди, и капиталец сколотил на черный день тыщ на сто! Но вежливость была соблюдена, и теперь настала пора приниматься за дело... Становой выпрямился, неожиданно подмигнул уряднику и задал первый вопрос, теперь уже по существу:
–
– Как надобно: подаяниями и живу.
– И у Доможака был?
– И у него, у окаянного. Не пропустил.
– Что же про его гостя ничего не говоришь? Поп поспешно перекрестился:
– В глаза не видал! Истинный крест.
– Ну, зачем же сразу и - крест?.. И не слыхал про
гостя?
– Слыхать - слыхал, врать не стану. Гость с Алтая был. Балалайку свою бесовскую ему оставил за ружье.
– Может, гость купил ружье? Вещь дорогая, кто же ее за пустяк всякий менять станет?
– Может, и купил. Врать не стану, не обучен в семинарии.
Матвеев усмехнулся: про какую семинарию говорит, если училище закончил? Вот и верь ему...
– А куда уехал тот гость его, не слышал?
– Самого Доможака спросить надобно об том!
– фыркнул поп.
– Я-то тут при каком таком ряде состою? Я не соглядатай за паствой своей, не на то поставлен и рукоположен... На исповеди тот окаянный Доможак-Федор не был, откуда мне прознать-то? Да и тайна исповеди - свята есть!
– Бросьте, святой отец!
– рассмеялся Матвеев.
– Какая еще там тайна исповеди! Одно дело делаем, одному государю служим, одно отечество в обороне крепкой содержим... Рыбин!
Сообразив, что выдал Доможака, отец Севастьян вздохнул и осенил себя широким крестом, будто перечеркнулся:
я - не я и донос - не мой!
Первым Доможака ударил сам становой. Тот покачнулся, но на ногах устоял. Спросил только удивленно:
– Зачем бьешь, солдат? Почему?
– Гость у тебя был три дня назад?
– Был гость. Почему спрашивал потом? Сперва - бил, а потом спрашивал? Обратна нада!
– Ты мне дурочку не валяй!
– пригрозил Матвеев.
– Куда твой гость уехал от тебя, зачем, к кому?
– Далеко уехал. Своя дорога. Зачем знать, солдат, его дорога ты?
– Рыбин! Вломи ему, как у нас положено.
Рыбину два раза приказывать не надо. На этот раз Доможак на ногах не устоял - полетел головой вперед мимо попа, тяжело ударился спиной о косяк, свалился у железного шкафа, с хрустом раздавив топшур - подарок Чочуша. Поднимаясь, Доможак отер кровь с лица, с еще большим изумлением посмотрел на Матвеева. Но сказать ничего не успел - Рыбин схватил его за ворот шубы, рывком поставил на ноги, ударил коленом в пах. В глазах Доможака все помутилось от неистовой боли, и он рухнул теперь уже под ноги попу, который торопливо подобрал рясу и отодвинул под стул свои добротные хромовые сапоги
Матвеев укоризненно покачал головой
– Плохо, Рыбин Мне надо, чтобы он говорил, а ты уложил его замертво! Силу побереги, Рыбин. Пригодится.
– Оне, ваше скабродье, живучие!
–
– Как, доложу, кошки. Очухается! Вздохнул, будто ветром прошелестел гость-урядник.
– Ничего мы от него не узнаем, только время потеряем Закон гостеприимства - святой закон для азиатов!
"Господи!
– с запоздалым раскаянием подумал отец Севастьян - И дернула же меня нелегкая в мирские дела впутаться! Не знаю и не ведаю - вот каков ответ надо было дать сычу... А как откажешься, ежли сам во грехе? И упечет в Соловки, и бородой пол мести заставит! Да и держит сейчас меня при себе зачем? Али какой другой камушек потяжелее за пазухой припас? О, господи! Не тянул бы хотя".
Матвеев повернулся к отцу Севастьяну
– Куда мог уехать его гость, как полагаете?
– Кто ж его знает? У их везде своя родня понатыкана!
Матвеев стоял над поверженным Доможаком и раскачивался с носка на пятку. Конечно, если Рыбин как следует поработает над ним, то кое-что выколотит.. Но Рыбин усерден не в меру и просто-напросто сделает из него ни на что уже негодного инвалида Да и время будет упущено - молва, что Доможака арестовал сам Рыбин, с быстротой молнии обежит степь, и этого Чочуша так спрячут, что его и через десять лет не найдешь!
– Убери эту падаль, Рыбин.
– Слушаюсь!
– Да, - вздохнул урядник снова, - ваша метода дает тот же результат, что и наша! Может, проще послать погоню?
– Куда?
– рассердился пристав - К черту на рога? Отсюда у беглеца, если он не дурак, сто дорог! А сколько их у нас?.. Видно, придется вашему баю оставить деньги при себе.
Поднялся поп:
– Более надобности во мне нету?
– Да-да, святой отец, - кивнул Матвеев, - ступайте. Впрочем, я с вами хотел еще поговорить о кизирских старателях, где вы были недавно с передвижным алтарем и исповедывали их... Потом уж, вечером!
– Господь с вами!
– испугался отец Севастьян.
– Я токмо грехи отпускал оным червям земным!
– Не только, святой отец. Не только!
Священник переменился в лице и втянул голову в плечи: вот он, тот камень, которого так ждал и боялся! Кто же настукал ему про краденое золотишко, какая бестия посмела?
Глава третья
НЕОЖИДАННОЕ ПОРУЧЕНИЕ
Темный от грязи палец монаха был строго воткнут в небеса, а значит, голос его должен звучать громогласно. Но он пискляв и слышен только в двух шагах.
Раздвинув зевак, Бабый подошел поближе, встал в первом ряду. Его красная шапка внушала почтение, хотя одежды и не блистали роскошью, а веревка, которой он подпоясал халат, когда покидал дацан для странствий, не только потерлась, но и засалилась.
– Владыка Майтрейя сидит сейчас на небесном троне, - говорил монах, все время срывая голос, - ив духовном беспокойстве за грехи мира не сложил ноги, а опустил их вниз и попирает землю! Это ли не знак скорого прихода Владыки Мира? Глядите сами, кто не ослеп, кто умеет читать знаки грядущего, кто идет в него с опаской, но без страха за грехи вольные или невольные в этой жизни своей!..