Белый город
Шрифт:
Так хочется верить, что у него есть настоящая бумага, позволяющая жить спокойно, пусть даже и под чужим именем. И не беда, что нельзя показать его родственникам и соседям, как сына! Хотя так хочется! Выйти на перекрёсток, накрыть большой праздничный стол и всех прохожих приглашать к нему, сообщая: "Мой сын вернулся"! Ничего, это гораздо меньшее зло, чем весть о его смерти. А родные теперь стали чужими, бросив её в беде. Разве так поступают дети Единого Бога?!. Хорошо, что вспомнила! Надо отнести монетку
И эти ириты… слуги… Да что же она, слепая, что ли? Какие же это слуги? Они и в доме-то ведут себя как хозяева. Не от наглости. А потому что это друзья. И про них она тоже сказала бы за накрытым столом и даже выпила бы глоток вина. Но надо скрывать и играть как в детстве, в разбойников. И привыкать рассказывать сказку: "Артисты из Джургуфа пришли на заработки, один благоверный Салдахан-Кон и с ним двое иритов, законные слуги. А у неё будут жить и платить за это три монеты в день." Она выучит. Наизусть вызубрит предложенную легенду. Это нетрудно. Они — фокусники. В это нетрудно поверить, увидев волшебный светильник и прозрачный стол, на котором они едят.
Но мать трудно обмануть. Эти военные мешки, которые спрятали в чулан, суровость и решительность, сухость сильных тел, не поленившихся таскать камни только для того, чтобы вымыть ноги… Они военные, это же очевидно и надо сказать мальчикам, а то попадутся любому дотошному дознавателю… Даже проще, любой сосед выдаст за мелкую монету, а в пыточных подвалах выведают всё, что надо. Даже и то, чего никогда не было. Глупенькие! Хотели спать на улице. Тоже, ещё, фокусники!.. Думают, за этой каменной стеной ничего не видно?! Разумеется, прохожему, идущему по своим делам, да. А тем, кто любит совать свой глаз в чужие дела, видно всё!
Может быть, она бы смогла помочь им. Но мужчины не допустят женщину в свои дела. Сын заснул… Устал, бедняга… Как она мечтала, что он выучится и станет солидным имамом, будем иметь своё место в храме и слуга будет носить за ним книги молитв. Но муж подкачал. Своей беспечностью и беззаботностью сбил малыша, да и характер подарил неусидчивый, взбалмошный. Ведь Ламарджик не сам решил ограбить менялу, его подговорили друзья. И вот, они сейчас все солидные хассаны, а сын мотается по свету без приюта и даже без имени.
— Вы долго идти этот день. Да?
— Не очень долго. Вчера долго. В другой день.
— Вчера? Аллия!.. А, понимать… Я забыть ирит… Давно не говорить…
— Ничего, апа, кто захочет, тот поймёт. Да?
— Кто захочет?.. А, понимать… Хотеть… Да… Я хотеть вам говорить… вы мало как… плохо похожи артист.
— Мы не похожи на артистов?
— Да… И слуга тоже плохо похожи.
— А на кого похожи хорошо?
— На кто похожи? На воин!.. Прямой…. сила…смелость…это воин!
— А одежда? Рубаха, штаны…
— Рубах?
— Нет, конечно. Спасибо, апа! Я понял. Надо думать!
— Надо. Не забывать, что слуга — бояться. Он трус. Он служит. Спина кривой, смотреть хозяин лицо всегда… Служить… бояться… вот слуга.
— Хорошо, апа, мы будем стараться. Будем так делать.
— Делать? Аллия!.. А!… Дело… Делать… У вас город дело? Один главный, да? Дело делать и уходить, да? Или долго жить город?
— Ну ты, мать, разведчица. Сразу аргака за рог!
— Мой не понимать. Раз-вед… Не слышать такой.
— Мы боимся говорить. Нельзя.
— Нельзя?
— Да, нельзя. Санахт! Тайна! Секрет. А то чик!
— Голова чик?!
— Да, апа. Если говорить, то потом будет плохо. Нельзя говорить. Но дело у нас одно. Ты правильно говоришь, апа! Делать и уходить.
— А мой сын? Ламарджик тоже уходить?
— Нет, апа. Как он хочет. Захочет, уйдёт. А не захочет, не уйдёт.
— Если не хочет идти, будет дома?
— Да, апа.
— Он убивать ирит? Или хассан?
— Нет, апа, нет. Только обманывал.
— Он нужно… аллия… мой забывать… он нужно отдавал монет вам?
— Нам монеты?.. Деньги?.. Должен?
— Да, да! Он должен давал денги?
— Нет, апа, ничего не должен.
— Ты, правда говорить, ирит?
— Ты всё равно не можешь проверить. Пашка, скажи ей.
— Он правду говорит. Но доказать не может. Твой сын свободен.
— Мой хотеть помогал вас… Аллия!.. Я хотеть помогать. Делать и уходить… Погоди… Понимай… Думать!.. Мой сын… его искать охрана! Вы…
— Мы опасны, да?
— Да!.. Да! Вы опасен! Не обида, да?..
— Не обижаться?
— Да. А то — чик… Мой голова жалко нет! Его жалко! Молодой. Жить надо!
— Я понял, апа. Мы будем делать быстро…
— Погоди!.. Мой говорить!.. Слушать!.. Это моя город. Моя знать много!.. Моя помогать. Вы делать и уходить!
— Ты хочешь узнать наши тайны, секреты?
— О, мальчик! Моя надо не секрет. Только знать, какой дело делать.
— Пашка, что ей говорить?.. Рассказать?
— Если она может помочь, то почему — нет? Ты же и в самом деле хочешь скорее отсюда удрать?
— Хочу, конечно, но если это всплывёт, то вся наша затея станет бессмысленной.
— Она также станет ничем, если ты не попадёшь, куда надо, или положишь не туда и нарушишь порядок, которого не знаешь. Хрен редьки не слаще. Если нас раскусила женщина за одну метку, причем, лёжа в обмороке, то, что сделают жандармы?
— Хорошо. Слушаешь, апа?.. Нам нужно во Дворец!
— О, мальчик, это мой понимать давно!.. Какой место? Вы пришел убивать?