Белый город
Шрифт:
— Нет, что ты, апа! Наоборот, мы хотим, чтобы никто никого не убивал.
— Так не бывать!.. Хорошо, это потом… Вы пришел брать? Грабить?
— Нет, наоборот, отдать.
— Отдать?!. Это есть ваша секрет? Зачем?.. Отдать — хорошо!
— Не все это понимают, апа. Одни думают, это хорошо, другие думают, это — плохо. А нам надо отдать.
— Это золото?
— Нет, апа. Это послание.
— Аллия!.. Посла-ние… Не понимать…
— Это бумага, документ.
— Это важный бумага?
— Да.
— Кто, который… Аллия!.. Кого?… Нет… кому отдать?
— Падишаху…
— Вай!..
— Долго?.. Сколько ждать?
— Не знать. Моя думать это три дня. Моя ходить, узнать. Вы ждать.
— Нам можно выйти в город?
— Плохо ходить… Когда очен надо… Только рынок.
— Хорошо.
— Надо спать… Там, раха…Мэнзэль бейт… Аллия! Мой забыть… Дом, комнат наверх, туда спать, хорошо?
— Хорошо, апа. А вы как?
— Моя сидеть здесь. Смотреть сын. За девять лет!.. Идти! Спать.
— Идём… Вот три по три монеты, завтра мы будем голодными. Это плата за жильё, раха. Не жалейте монет, апа, хорошо?
На всякий случай Мишка поставил пару стенок. На входе в садик, где по их вине была сорвана калиточка и на входе в их комнату, которая занимала весь второй этаж домика. Она казалась большой, потому что из мебели там были только ковры на полу, но после всех скитаний показалась настоящим раем.
Разбудил ребят запах жареной птицы. На самом деле запахов было гораздо больше, но этот лез в ноздри так назойливо, что сон улетел, сконфуженный своей слабостью. Мишка долго изучал из окон дворик, прежде, чем спуститься. Запах означал, что его стенка на входе разрушена, но ничего подозрительного не было видно.
Загадка объяснилась очень просто. Айлар, проснувшись раньше всех, решил утром порадовать дорогих гостей и заодно проверить свою внешность на узнавание. Деньги, выпавшие из руки спящей матери, он нашел на полу веранды, уходя. стукнулся об Мишкину защиту, вспомнил свои навыки, снял её и принёс с базара довольную физиономию, целый мешок еды и кучу новостей. Никто его не узнал, подозрительно не смотрел, город был таким же, как и раньше, жизнь била ключом. Оставалось только придумать, как легализоваться и жить дальше.
Мать, без сына, тоже проснувшаяся быстро, уже начала волноваться, а он вдруг появился, как Дед Мороз с мешком подарков и начал вытаскивать из него продукты, которые ей удавалось видеть только на прилавках. Мечта каждой женщины — кормить любимых людей. Так что, она засучила рукава и, вскоре, в горшках булькало и кипело, а любимый скиталец рассказывал, не скрывая ничего, свою историю, помогая чистить зелень и мыть миски.
Всё он открыл матери, даже свою жизнь в банде. Но при её попытке выведать тайны гостей, наткнулась на железное молчание. Единственное она сумела понять, что сначала были они врагами, но эти враги потом спасли его и помогли добраться сюда. И главное, не замышляют ириты ничего плохого ни против Единого Бога, ни против Хассании, ни против него. И не деньги им нужны, своих хватает, а есть только одно дело. Очень важное.
Поэтому, справившись с кормлением и разговорами, отправилась помолодевшая Анушан-Апа к забытым давно знакомым. Она переоделась в последнее приличное платье, которое не продала только для того, чтобы было, в чём похоронить, если судьба приведёт её к
Мудрая женщина убивала сразу двух зайцев. Дело пришельцев и свобода сына. Даже трёх, если учесть, что после выполнения своего дела ириты уйдут. И в доме наступит покой и придёт счастье.
Взяла она ещё и затертый кошель, в котором не было дыр оттого, что ничего не хранилось внутри, и сложила в него монеты, выданные иритами, потому что нелегко бывает пройти в некоторые места города, не имея в руках ничего.
А прежде чем уйти, она гоняла по садику бравых молодцов, приучая их гнуть спину перед "хозяином", ещё ниже — перед жандармом, и совсем уж до земли — перед священником или богатым купцом, и при этом умильно глядеть в лицо вышестоящим. И молчать! В крайнем случае "Санахт!" и прикинуться дурачком.
Она давно так не смеялась. Ребята дурачились и возвращали ей молодость с каждым мигом общения. Сейчас она уже и соседей не боялась. Артисты репетируют, это же естественно! Потом и они ушли. Ясное дело, им зарабатывать надо…
Но Мишка двинулся не зарабатывать. Айлар провёл их в квартал стеклодувов и кларон впервые в жизни, этого не было даже на Земле, увидел, как смешиваются порошки, варится густая масса, и из неё потом в специальной кирпичной печи выплавляется громадная карамель стеклянного сырья.
Готовая расплавленная капля размером с кулак переливалась яркими цветами, от неё отщипывался кусочек, из которого через трубку как детские шарики выдувались стаканы, кувшины и прочая посуда. Айлар совал хозяину в нос картинку, на которой Мишка кое-как начертал изображение выпуклой линзы и они, громко тараторя, обсуждали, можно ли это сделать и сколько будет стоить.
Заодно провентилировали и возможность переезда мастера в Сарпанию. Выяснялись условия работы здесь и предложение там. Спорили, можно ли найти сырьё, или нужно всё везти с собой. Узнавали, велика ли семья мастера, и очень ли холодно в чужой стране. Потом звучал оклик, мальчишка-подмастерье срывался с места и приводил другого мастера, в таком же тяжёлом фартуке, рукавицах, висящих как у ребятишек, на верёвочке и с откидывающимся стеклянным щитком, закрепленным ремешком на лбу.
Разговор начинался заново, все вопросы повторялись, только те, кто ответил раньше, азартно спорили с пришедшими. Стало душно около печей, вышли на воздух, в беседку. Мальчик сбегал за вином и разговор простой, понятный любому работяге, потянулся неторопливо и солидно, не теряя своей азартности. Только вот клароны не принимали в нём никакого участия. Слуги и есть слуги!
Наконец, нашлись два молодых мастера, которые заявили, что здесь, в городе, молодым не пробиться, рынок весь забит товаром, но возить его в королевства невыгодно, стекло слишком хрупкий товар, аралтаки стоят дорого, вартаки бродят по дорогам, пробовали многие купцы, бросили, доход маленький. Но свою мастерскую здесь — тоже не построить. За место — плати, за дом — плати, за печи, за топливо, за сырьё, за всё плати! И ещё подати, и жандармам и, проверяющим…