Белый олень. Часть 1

— Она заполняет собой всё Пространство, и существует лишь то, что Она заполняет собой.

…

— Не могли бы вы вывести Точку из состояния самодовольства, в котором она пребывает?

Э.Эббот. “Флатландия”

Когда-то не было ничего, кроме единой точки. Что сия точка означала, и кто её поставил — не могут люди пока понять, ибо беден ещё разум человеческий. Но догадываемся мы, что из неё зародился

мир со всеми его чудесами.

Мир был сперва юн, и мал, и пуст, но рос с каждым мгновением. Был он заполнен светом, из ниоткуда возникшим.

Из света появлялись малые частицы, и в свет же возвращались, испугавшись мира, одинокие, не оставляя следа. Но потом начало становиться частиц сих больше, а потом и ещё больше, и осмелели они, и уже не все возвращались в свет. И, наконец, образовали они целые облака гигантские. Облака стали сжиматься, и вращаться, и уплотняться, и перестали вскоре быть туманностями безликими, а приняли образ идеальных сфер, в глубинах которых от плотности необычайной вспыхнуло великое пламя.

Так появились в мире светила, сияющие, как путеводные маяки, но некому тогда было смотреть на них. Пылали они внутренним жаром и сплавляли малые лёгкие частицы в тяжёлые. Но не могли светила гореть вечно, и когда сгорали дотла, оставалась от них лишь пыль, остывающий пепел из частиц тяжёлых.

И постепенно сложился из той пыли гигантский диск, твердь, названная Землёю. Но часть пыли оказалась кусочками льда крошечными, растаял потом лёд, и появились на Земле реки и моря, озёра и океаны.

Позже заселили Землю растения, и звери, и птицы, и люди.

Но надо знать, что всё на Земле состоит из пепла светил догоревших.

Дим Фо.

“Инкунабулы” [1]

И жил на Земле, в глухой деревушке, затерянной в густых северных лесах, мальчик по имени Касьян. Деревушка та лежала далеко от торговых путей, где-то ближе к краю земного диска, и носила короткое название Синь.

Почему Синь? То ли небо над лесом когда-то показалось пришедшим сюда людям необыкновенно ярким, то ли валуны, разбросанные в окрестностях, имели синеватый оттенок. Да неважно уже.

Все знали, что в самом центре земного диска располагается лучезарная столица Трилады, великий град Изберилл. Но от родной деревни Касьяна, или Каськи, как все его тут звали, до Изберилла было как до небес. Почти все местные здесь проводили всю жизнь, редко-редко выбирались на ярмарку в большое дальнее село, и даже не мечтали увидеть что-либо иное.

Жилось Каське непросто. Был он сиротой. Мать его умерла давным-давно, он её и не помнил, а отец женился потом на другой, и сам вскоре после этого погиб на охоте от медвежьей лапы. А мачеха погоревала немного и снова вышла замуж, а нового мужа в дом привела. Был Каська тогда ещё совсем небольшим, лет четырёх. Вскоре появились у мачехи с мужем дети, и кормить чужого мальчишку не больно им хотелось.

Так и стал Каська нежеланным гостем в собственном

доме. Мачеха его шпыняла, а её новый муж ещё порой и поколачивал. Прогнать совсем не могли, всё-таки побаивались соседского осуждения.

Когда он подрос, его приставили к работе, носил он воду, рубил дрова, скотину гонял и много чего ещё делал. Правда, оказался у Каськи недостаток — работать он старался, но очень уж был рассеянным. Вечно засмотрится на что-нибудь, что покажется ему диковинным, на облако, или птицу, или любуется, как колесо у мельницы крутится. Потом вспоминал о поручениях, конечно, но мачеха уже успевала разозлиться.

Но другой жизни он не знал и не унывал. Бывало и у него веселье. Летом он играл в прятки и догонялки, купался, бродил по лесу. Зимой с горки катался. Вечерами слушал рассказыдревних стариков об иных землях, о домовых и оборотнях, о существах волшебных.

Особенно хорошо знала обо всём бабушка одна, по имени Мара, жившая у самой околицы. В зимних сумерках зажигала она лучину, звала внуков и соседских ребят, усаживала на лавку и, вертя веретено, повествовала удивительные истории.

Каську она всегда особенно привечала, знала, что его мачеха с мужем обижают.

В доме зимой всегда было тепло. Сидели на лавке у белой печи, печь дышала жаром — не коснёшься. За раскалённой железной дверцей тихонько потрескивал ручной огонь.

Лучина тоже потрескивала, пламя её мерцало, по стенам бродили тени.

Белые вышитые занавески чуть покачивались. За ними, за слюдяным окошком, таились те создания, о которых бабушка Мара рассказывала.

Каська порой потом даже боялся домой идти. Но признаваться в этом не хотел, с опаской выглядывал в зимний вечер, искал луну — светит ли? Иногда она была, иногда нет. Над лесом, если туч не было, парил небесный Охотник, гигантская фигура с поясом из трёх звёзд, и от его вида становилось не так страшно. Каська смотрел на окошки изб. Везде была тьма-тьмущая, но кое-где мелькал свет лучины, а то и свечи. Мальчик понимал в эти мгновения тоску волка, одиноко глядящего из дремучего леса на деревенские огни — ну или ему казалось, что понимал. Потом быстро-быстро бежал по хрупкому насту до дома и прятался на своей лежанке в прихожей, стараясь не привлекать внимания мачехи.

Более всего нравилась Каське одна легенда, он слышал её десятки раз, и ещё столько же был готов слушать. Многие её упоминали, и старые люди, да и не только, но у бабушки Мары лучше всего получалось.

В лесах и в полях, на холмах и в долинах появляется порой Белый олень. Существо это удивительное, красоты неописуемой. Мчится он, не останавливаясь, не зная препятствий, мелькнёт — и исчезнет.

Показывается Белый олень лишь издали. Пока видит его человек, испытывает он восторг, счастье несказанное. Только недолго это длится. Сгинет диковинный образ, оставляя в душе тоску о неведомом. И у каждого, кто увидит Белого оленя, остаётся одна страсть — догнать его.

И тут все по-разному поступают.

Бывают люди, которые, увидев Белого оленя, поворачиваются к нему спиной, и уходят. Живут они дальше, но жизнь их горькой становится. Всё время они думают об олене, о несбыточном. И жалеют, что тогда отвернулись, и всегда всё в их руках рассыпается.

Бывают люди, которые, увидев Белого оленя, бросают дома, бросают близких, всё бросают, и пускаются в погоню за ним. Забывают они о еде и питье, о сне — всё спешат и спешат, пока не погибают от изнеможения.