Бен Гурион
Шрифт:
Вернувшись в конце мировой войны в Палестину, он принимает другую точку зрения: теперь он сторонник жесткой, единой марксистской линии, согласно которой еврейские и арабские трудящиеся принадлежали бы к одному классу и должны были бы плечо к плечу выступить на борьбу против богатых эксплуататоров-эфенди, которые настраивают их друг против друга. Так он провозгласил единство еврейского и арабского рабочего класса.
Однако кровавые события 1929 года производят на него тяжелое впечатление и заставляют пересмотреть свои взгляды. Он начинает с обвинения «банд погромщиков… подстрекателей, жаждущих крови» и британской администрации, подчеркивая, что большинство арабских крестьян не участвовали в убийствах, и видя корни насилия в религиозной пропаганде. Это не мешает ему требовать немедленного увеличения иммиграции и 100 % обеспечения работой еврейских трудящихся.
«Невозможно долго прожить в стране, которая строится под защитой штыков и, что еще хуже, штыков чужих. Главное — это разрешить наши оборонные проблемы своими собственными силами».
Он просит окружить Иерусалим пригородами и еврейскими деревнями, настаивает на том, чтобы десятки тысяч поселенцев приехали в Палестину, что позволит создать еврейскую автономную систему обороны.
После нескольких месяцев колебаний у него, наконец, открылись глаза: в ноябре 1929 года во время дискуссии он впервые упоминает «арабское национальное движение» без обвинений в адрес англичан или эфенди и даже не ссылаясь на классовую борьбу: «Араб, живущий на земле Израилевой, не может быть сионистом. Он не может хотеть, чтобы евреи составляли большинство. В этом и заключается истинный политический конфликт… Как и они, мы стремимся к большинству, но нашему большинству». Это уже совершенно новое понимание арабо-еврейской проблемы, это холодный реализм, который вскоре определит его политику по отношению к арабам. Много лет спустя он признается, что «арабское национальное движение родилось почти в одно время с политическим сионизмом».
Отчаявшись найти «гуманный» ответ и «марксистское» решение «арабской проблемы», Бен-Гурион видит только один путь: продлить британские полномочия в Палестине до того момента, когда «еврейское большинство» станет реальностью, а сообщество сможет обеспечить свою политическую и военную независимость. Для этого нужно попытаться договориться с руководителями палестинских арабов, что позволит создать обстановку терпимости и взаимопонимания.
Сперва Бен-Гурион обратился к богатому и уважаемому землевладельцу Муссе Алами, известному своей честностью, умом и сдержанностью, который пользовался большим влиянием в качестве генерального прокурора администрации. Впервые они встретились в начале апреля 1934 года в Иерусалиме, в доме Моше Шарета. Сразу же проникшись взаимной симпатией, они повели откровенный разговор, что не помешало Алами заявить: «Я предпочитаю, чтобы страна оставалась бедной и обездоленной еще сто лет, до тех пор, пока мы, арабы, не станем способны сами сделать ее развитой и процветающей». Затем Алами выразил горькое чувство, которое испытывают палестинские арабы, видя, как их плодородные земли переходят в руки евреев, которым они пошли на уступки ради создания больших сельскохозяйственных предприятий и которые сместили их со всех ведущих постов. «Может быть, евреи и вынуждены были прийти сюда, но это очень огорчает арабов».
Тогда Бен-Гурион поднимает главный для себя вопрос: «Существует ли какая-нибудь возможность достичь соглашения по проблеме установления еврейского государства в Палестине, в том числе в Трансиордании?», на что Алами отвечает встречным вопросом: «А почему арабы должны с этим согласиться?».
Готовый к такой реакции Бен-Гурион предлагает создать арабскую федерацию, в которую вступит новое еврейское государство. «Даже если арабы Палестины составляют меньшинство, они никогда не получат статус меньшинства, поскольку связаны с миллионами арабов в других странах». «Это предложение можно обсудить» — отвечает Алами.
В середине августа в загородной резиденции Алами под Иерусалимом начинается второй этап переговоров. Бен-Гурион старается заинтересовать собеседника своим проектом арабо-еврейского соглашения. Он рассказывает ему о сионизме, стараясь развеять страхи, вызываемые словами «еврейские трудящиеся», «еврейское большинство», «покупка земель» и «свободная иммиграция». Затем он предлагает ему двухэтапный план: участие евреев и арабов в национальном правительстве на паритетных началах, затем установление еврейского государства по обоим берегам реки Иордан в рамках региональной федерации, в состав которой войдет и Ирак. В обмен на согласие арабов он готов предложить арабам Палестины помощь в развитии их промышленности и сельского хозяйства. Для конкретизации своего предложения он обещает мобилизовать «все политическое, моральное и финансовое влияние» мирового еврейского сообщества.
Страхи Алами
Вовлеченный в торг и переговоры, Алами принимает предложения Бен-Гуриона за основу дискуссии. Он надеется прийти к компромиссному решению, из которого будут исключены как вопрос об установлении еврейского государства, так и проблема неограниченной иммиграции. После долгих переговоров он делится своими мыслями с главой палестинского национального движения Хадж Эмином эль-Хусейном (муфтием) и в конце августа 1934 года информирует Бен-Гуриона о реакции муфтия.
«Содержание наших бесед произвело на муфтия эффект разорвавшейся бомбы. Он и представить себе не мог, что есть евреи, искренне желающие договориться и прийти к соглашению с арабами. Что касается его, то он не возражает против возможной договоренности при гарантии религиозных, политических и экономических прав палестинских арабов. Разумеется, ему надо внимательно изучить план…. В настоящий момент он не готов принять какое-либо решение».
Бен-Гурион счастлив. Подстрекаемый Алами, он отправляется в Женеву, чтобы изложить свои взгляды двум руководителям сирийско-палестинской партии «Истикляль» — Ихсану Бей Аль-Жабри и Шакибу Арслану. Полный радужных надежд, он входит в шикарные апартаменты Жабри и Арслана, который с первого взгляда кажется ему «вялым стариком, но когда он говорит, его смелость и горячность становятся очевидны».
Старый «лев» (arslan — лев по-турецки) краснеет и идет в атаку. Он резко отклоняет предложение о помощи евреев в единении арабских государств: «Это единство неминуемо», и арабы в помощи евреев не нуждаются. Что касается Палестины, то «палестинские арабы сохранят большинство и без обещаний евреев. И вообще, я не расположен обсуждать что-либо подобное. Арабы ни в коей мере не заинтересованы в создании еврейской Палестины. Если такое государство будет создано, арабы его никогда не признают. Кроме того, Палестину окружают десятки миллионов арабов». В его условия возможного соглашения входит постоянный статус меньшинства для евреев Палестины и запрет на размещение любых поселений на территории Трансиордании.
Месяц спустя в декабрьском номере ежемесячного журнала «Арабская нация» за 1934 год появляется отчет о конфиденциальных беседах Арслана и Жабри с Бен-Гурионом, который этим неприятно удивлен. В отчете арабские руководители пишут, что согласились на встречу с Бен-Гурионом после «получения гарантий серьезности его репутации»:
«…Он открыто заявил об их намерении отстоять не только Палестину, но и Трансиорданию… Он наивно поинтересовался, какую компенсацию хотели бы получить арабы за согласие создать в их странах еврейское государство, и сразу же добавил, что те арабы, которые не захотят эмигрировать, смогут остаться и их земли конфискованы не будут…».
Эту мысль авторы снабдили ироническим комментарием:
«Мы сочли свои долгом спросить, говорит ли он это серьезно, так как подобные абсурдные речи не могли не вызвать у нас улыбки».
Затем они вновь повторяют, что его предложения не содержали
«абсолютно ничего, что могло бы подтолкнуть полтора миллиона арабов в отчаянии покинуть свою родину… и отправиться в пустыню. Человек, у которого возникают столь наглые и дерзкие замыслы, не должен думать, что противник их одобрит. Пусть лучше строит еврейское государство, опираясь на британские штыки».