Бен Гурион
Шрифт:
Стоит ли удивляться, что Паула часто затевала скандалы. Однако непонимание, разделявшее супругов, имело более глубокие корни. Бен-Гурион всегда отличался романтизмом и страстностью (его младшая дочь Ренана вспоминает о нем, как о сентиментальном и чувствительном человеке), а жена больше не проявляла внимания к его политическим проблемам и не стремилась его поддержать. В своей семье он чувствовал себя таким же одиноким, как и в общественной жизни. Время от времени Паула не скрывает злости, упрекает, что он охладел к ней и пренебрегает ею. Однажды после подобной сцены, происшедшей накануне его отъезда, он написал ей из Стокгольма:
«Я люблю тебя гораздо больше,
Но семейные отношения не становятся лучше. В 1937 году он со всей откровенностью отвечает на ее полное горечи письмо:
«Моя жизнь не из легких… Я никогда не жаловался и не жалуюсь… но чувствую себя одиноким, несмотря на то, что у меня есть много друзей и соратников… и именно это особенно тяжело для меня. Бывают моменты, когда… я мучаюсь от нерешенных серьезных проблем и рядом нет никого, к кому я могу обратиться. Я остаюсь один с тяжелой, порой невыносимой ношей… Как мне дороги каждый знак любви и дружбы, которые ты проявляешь… Но иногда не осознанно, не нарочно, не отдавая себе отчета ты огорчаешь меня, и от этого я страдаю еще больше и мое чувство одиночества возрастает».
Тот факт, что она является спутницей Бен-Гуриона, не приносит Пауле ни малейшего удовлетворения, но накопившиеся повседневные заботы приводят ее к уверенности, что в жизни мужа были другие женщины. На первый взгляд, эти страхи могут показаться удивительными. Мысль о том, что такой человек, как Бен-Гурион, ухаживает за женщинами, не соответствует представлению о его жизни — ни личной, ни общественной. Однако в годы юности он отличался сентиментальностью, ему нравились хорошенькие женщины, и можно предположить, что в зрелом возрасте, занимая большое положение, он не остался безразличен к женской красоте. До настоящего времени ни одна женщина не написала ни одной строчки о своих близких отношениях с Бен-Гурионом. Вероятно, те, кто искал его общества, предпочли об этом умолчать, чтобы сохранить его репутацию. Как только он станет премьер-министром, близкие и соратники воздвигнут глухую стену молчания вокруг его личной жизни, а о его отношениях с женщинами никогда и нигде не будет опубликовано ни слова.
Некоторые пытаются объяснить внебрачные связи Бен-Гуриона чувственной пустотой, царящей в его отношениях с Паулой. Правда это или нет, но он никогда не считался склонным к амурным похождениям и не думал, что такая слава может способствовать упрочению его репутации. Много лет спустя он вынужден был встать на защиту Моше Даяна, чья любовная история стала достоянием гласности. Отвечая на письмо обманутого мужа, он пишет:
«Надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я не смешиваю интимный, личный аспект с общественной стороной дела… Это различие существует не только в наше время, оно существовало всегда, даже в самые далекие времена, и расценивалось — и должно расцениваться — с двух точек зрения… Мужчина может прожить всю свою жизнь аскетом и святым и не занимать административный пост, и наоборот».
В заключение, чтобы доказать справедливость своего высказывания, он процитировал царя Давида и адмирала Нельсона: «Невозможно (и, на мой взгляд, недопустимо) рассматривать тайную, интимную жизнь человека — мужчины или женщины — и тем самым определять его место в обществе». Когда по аналогичному поводу к нему обратилась Руфь Даян, он ответил:
Такой же была реакция Паулы, когда в сороковых годах она внушила себе, что муж ей изменяет. В отчаянии и гневе она помчалась в Иерусалим к Рахиль и Ицхаку, ближайшим друзьям мужа, и, рассказав о своих подозрениях, стала угрожать покончить с собой. Ценой невероятных усилий им удалось ее успокоить, и они стали ее уговаривать.
«Мы посоветовали ей вернуться к нему, проявить интерес к его делам и работе и вновь завоевать его любовь, — вспоминает Рахиль Бен-Цви. — Так и случилось. Пересилив себя, она стала участвовать во всех его делах и начинаниях; она привязалась к нему и воспринимала его жизнь как свою собственную, чем и отстояла свое место рядом с ним».
И хотя подозрения не рассеялись и однажды она строго отругала дочь за то, что та осмелилась пригласить в дом подружку, которая «была любовницей отца», супруги помирились и отношения между ними наладились.
Любопытно, что история с возмущенной Паулой произошла как раз в то время, когда Бен-Гурион получил прозвище «Старик». Он сам рассказал, что однажды, когда он с друзьями сидел в ресторане, из-за соседнего столика встала девочка и, показав на него пальцем, громко спросила: «А кто этот старик?». Прозвище осталось. Скоро ему должно было исполниться шестьдесят, и он был признанным лидером евреев Палестины. Его речи, статьи и книги становились событием. Их внимательно изучали, анализировали и цитировали. Именно в это время начал проявляться его необычайный магнетизм — Божий дар, который делает людей выдающимися политическими деятелями. Те, кто был приближен к нему или очарован силой его личности, редко находили в себе мужество ему противоречить.
Не желая тратить время попусту и выслушивать банальности, он никогда не любил приемов И принятых на них шуток и колкостей, не любил светских пустых бесед. Чрезвычайно прагматичный, он не признавал уловок и прямым путем шел к поставленной цели. Однажды к Каценельсону пришел известный писатель и с возмущением сказал: «Я пришел к Бен-Гуриону, и он сразу же спросил: «Что вам надо? Вы по какому вопросу?». Сесть и просто поговорить с ним совершенно невозможно!». На следующий день Каценельсон сказал писателю: «Бен-Гурион хочет вас видеть. Пожалуйста, зайдите к нему во второй половине дня». Удивленный писатель пришел к Бен-Гуриону и застал его за изучением бумаг, лежащих на письменном столе. Старик поднял голову, сказал: «Садитесь» и продолжил прерванное занятие. Через некоторое время он отложил ручку, наклонился вперед и внимательно посмотрел на посетителя. «Говорите, говорите», — произнес он и, видя изумление писателя, с невинным видом добавил: «Вы сказали, что со мной невозможно разговаривать. Ну что ж, давайте попробуем! Начинайте!».
Авторитарный по натуре, он четко представлял себе качества, которыми должен обладать руководитель. Говорить правду он считал непременным требованием политической жизни. Впоследствии он четко определил, что должен и чего не должен делать настоящий руководитель.
«Вы должны знать, какие результаты хотели бы получить, быть уверены в своих целях и никогда о них не забывать. Вы должны знать, когда сражаться с противником, а когда только наметить будущие действия. Вы не должны поступаться своими принципами… А поскольку земля по-прежнему вертится и равновесие сил меняется как в калейдоскопе, вы должны постоянно пересматривать свою тактику, чтобы довести задуманное до конца».