Бен Гурион
Шрифт:
Постепенно его решение крепнет: он выйдет из состава правительства и переедет в Сде Бокер. Однако прежде чем уйти в отставку, он хочет быть уверен, что оставляет своему преемнику государство, которому ничто не угрожает. Полагая, что арабы не попытаются взять реванш раньше 1956 года, он считает возможным на два года сложить с себя официальные полномочия и решает подготовить подробный план обороны на время своего отсутствия. 19 июля 1953 года он уходит в трехмесячный отпуск, который почти целиком посвятит осмотру воинских частей страны. Он хочет реорганизовать высшее командование, упрочить безопасность и укрепить вооруженные силы. 18 октября он завершает редактирование программы из восемнадцати пунктов.
Отдохнувший и удовлетворенный проделанной работой, Бен-Гурион намерен заняться практическими вопросами, касающимися лично его. В присутствии
— Какой барак?
— В Сде Бокер. Я перееду туда».
Слух о его отъезде распространяется в считанные минуты. Враги ехидно усмехаются, сторонники подавлены и растеряны: как же без него? Разве можно представить Израиль без Бен-Гуриона? Но он остается глух к призывам коллег, сменяющих друг друга делегаций и издателей. 2 ноября он вручает президенту заявление об отставке, затем прощается с армией, своей партией и правительством. Отъезд назначен на 7 ноября; в этот день он выступает по радио с прощальной краткой речью, в которой цитирует псалом Давида (Псалом 130, стих 1):
«Господи! не надмевалось сердце мое, и не возносились очи мои, и я не входил в великое и для меня недосягаемое».
Глава 12
Сде Бокер
Прежде чем уехать в киббуц, который он присмотрел в Негеве, Бен-Гурион передает бразды правления выбранному партией преемнику — Моше Шарету. Их дружба началась еще в начале века, и Шарет всегда бесконечно восхищался Бен-Гурионом:
«Ваше уважение является для меня моральной основой, — писал он ему в 1937 году. — Для меня вы не только старший товарищ по работе, не только лидер движения, за которое я готов отдать жизнь. Для меня вы человек, нравственное превосходство которого я оценил еще в годы моей юности… Меня бросает в дрожь при мысли о том, что бы стало со мной, не окажись вы рядом и не поведи вы меня за собой. Я хочу, чтобы вы знали, кем вы являетесь для меня и кем, я надеюсь, останетесь на всю жизнь».
Однако сам Бен-Гурион с самого начала не питал к Шарету аналогичных чувств. Он писал Пауле:
«Этот человек не провидец… Иногда он теряется в сложных ситуациях, не способен решать вопросы, требующие большого интеллектуального и морального мужества. Но он знает свое дело, у него множество талантов… и я полагаю, он знает, что нуждается в поводыре».
Шарет — человек иной закалки, чем Бен-Гурион. Он не обладает такой же сильной индивидуальностью и решительным характером, как его кумир. У него более умеренные и осторожные взгляды, чем у его старшего товарища, который стремится все упростить. Он придает большое значение печатному слову и устной речи и проявляет себя любезным там, где Бен-Гурион суров и резок, он сдержан тогда, когда другой — экстремист. Шарет не пренебрегает дерзкой «практикой свершившегося факта» — основой сионистской философии Старика, — но и не приступает к ней с несгибаемостью фанатика. Одно из самых известных высказываний Бен-Гуриона и комментарий Шарета по этому поводу служат прекрасной иллюстрацией того, как по-разному они понимают проблемы. Однажды в 1950 году Старик сказал ему: «Наше будущее зависит не от того, что говорят гоим (неевреи), а от того, что делают евреи!». Характерная реакция Шарета: «Совершенно верно. Но то, что делают гоим, тоже очень важно!».
Именно различие в оценке «что скажут гоим» лежит в основе частых несогласий, которые в 50-х годах мало-помалу отравят их отношения. Шарета волнуют решения ООН, осуждающие политику Израиля, и он отстаивает точку зрения, согласно которой «без резолюций ООН мы бы никогда не создали государства». Бен-Гурион, со своей стороны, утверждает, что «израильское государство обязано своим существованием только израильскому народу и его армии».
Разногласия весьма значительны, и разделяющая их пропасть будет становиться все больше и больше. С одной стороны, человек с жестким характером, подавляющей индивидуальностью, лидер, обладающий необычайной притягательной силой. Перед ним и против него другой — более слабый, не обладающий железной волей и даром лидерства, лишенный пророческого видения —
На время долгого отпуска, который Бен-Гурион взял перед уходом в отставку, Моше Шарет заменяет его на посту премьер-министра, а обязанности министра обороны временно исполняет Пинхас Лавон. О своем намерении «на два года» отойти от власти Старик сообщает другим министрам Рабочей партии Израиля только 5 октября. Шарет, хотя и сомневается в целесообразности этого демарша, присоединяется к своим коллегам, которые пытаются заставить Старика отказаться от принятого им решения. Он ничуть не сомневается, что в новой должности его ждут большие разочарования. Сперва его разочарует новый министр обороны, которого всячески продвигал Бен-Гурион; потом возникнут нелады от несходства характеров с новым начальником главного штаба Моше Данном. По правде говоря, эти проблемы начались еще в период временного исполнения им обязанностей премьер-министра.
12 октября 1953 года проникшим с территории Иордании террористам удается проскользнуть незамеченными в израильскую деревню и забросать гранатами жилой дом, в результате чего погибают женщина и двое ее детей. Известие об этом вызывает в Израиле значительный резонанс, и руководящие круги приходят к убеждению, что эту акцию иорданцев нельзя оставить без ответа. В этот день Бен-Гурион вместе с заместителем министра обороны Пинхасом Лавоном, начальником главного штаба Мордехаем Маклефом и командующим маневрами Моше Даяном находится с инспекционным визитом на Севере, где проходят большие военные учения. Узнав о покушении, все четверо проводят импровизированную конференцию рядом со своим «джипом». Бен-Гурион, который юридически находится в отпуске (обязанности министра обороны временно исполняет Лавон), не принимает участия в дискуссии и ограничивается тем, что слушает выступающих.
Лавон, Маклеф и Даян решают провести репрессивную операцию — самую крупную из всех, проводимых ранее. Для этой цели они выбирают иорданскую деревню Кибия, которая является базой и убежищем террористов. План заключается в том, чтобы направленное туда подразделение взорвало несколько деревенских домов. Для придания этой акции большего устрашения предусматривается уничтожить примерно 10–12 иорданцев.
Для руководства проведением операции Моше Даян немедленно отправляется в штаб-квартиру. С самого начала этот рейд в Иорданию задумывается как акция мести за убитых женщину и детей, а также с целью продемонстрировать иорданцам, что отныне Израиль намерен прибегнуть к возмездию. Из штаб-квартиры приказы передаются командованию, которое выделяет группу парашютистов во главе с молодым майором Ариэлем Шароном.
Никто не интересуется мнением Моше Шарета, временно исполняющего обязанности премьер-министра, и Лавон ограничивается лишь случайным упоминанием о намеченной операции. В тот момент Шарет не ставит перед собой какой-либо задачи, но на следующий день, охваченный сомнениями, вызывает к себе Лавона и сообщает ему, что возражает против подобной акции, на что тот парирует: «Бен-Гурион с вами не согласен». Шарет пишет Старику письмо с просьбой вернуться и занять свою должность, «поскольку я не буду председательствовать на следующем воскресном заседании».
Именно в тот момент, когда Шарет пишет письмо, парашютисты и бойцы 101-го отряда готовятся к операции. Время «Ч» назначено на 21.30. Около 100 человек, несущих на себе 600 килограммов взрывчатки, подходят к Кибии и начинают штурм, убивая при этом 12 иорданцев, преимущественно солдат. Охваченные паникой жители покидают свои дома и в поисках убежища бегут в соседние деревни. Никто не препятствует их уходу из обезлюдевшего и погруженного в темноту поселка. Тишину нарушает лишь монотонная заунывная восточная мелодия, доносящаяся из покинутого дома, хозяин которого в спешке забыл выключить радио. На этом музыкальном фоне внезапно раздается целая серия взрывов. Парашютисты не осматривают дома, подлежащие уничтожению — заложив взрывчатку, они тут же переходят в другой. В одном из домов офицер-подрывник уже поджег бикфордов шнур, как вдруг услышал детский плач. Схватив прятавшуюся в углу девочку, он чудом успевает вывести ее из заминированного дома и отправить в ближайшую деревню.