Бен Гурион
Шрифт:
Операция «Черная стрела», в которой участвуют 149 парашютистов под командованием Ариэля Шарона, приобретает непредвиденный размах в связи с неожиданным прибытием египетских сил подкрепления. Египетская армия терпит серьезное поражение, но израильский диверсионный отряд оставляет на поле боя восемь трупов. На следующий день Каирское радио сообщает о потерях египетской стороны: 38 убитых и 30 раненых. «Возмущенный» Шарет находит отчет об операции «удручающим» и отправляет Бен-Гуриону записку, в которой сообщает о своем беспокойстве. Больше всего премьер-министр опасается реакции ООН и США. Ответ министра обороны резок и оскорбителен: «Наша изоляция не является следствием боевой операции. Наша изоляция возникла раньше, когда мы еще были невинны, как голуби».
Эта военная вылазка вызывает
Вернувшись на пост главы министерства обороны, Бен-Гурион направляет все свои силы на увеличение военной напряженности не с целью спровоцировать расширенный конфликт, а, наоборот, в надежде его предотвратить. Он полагает, что если Израиль будет должным образом отвечать на провокации, Египет испугается и станет вести себя более сдержанно. Однако после рейда израильских парашютистов инциденты в секторе Газа заметно участились. В ночь на 24 марта вооруженные люди переходят границу и, минуя иммигрантские поселения в северной части Негева, продвигаются на пятнадцать километров в глубь израильской территории. Вдали слышатся пение и смех: это курдские иммигранты из деревни Патиш празднуют свадьбу на открытом воздухе. Террористы подходят ближе и внезапно бросаются вперед, поливая автоматными очередями и забрасывая людей гранатами. В секунды радость сменилась ужасом, криками боли и отчаяния. Один из деревенских полицейских обращает нападавших в бегство. Когда воцаряется спокойствие, подводят итог: один человек убит и двадцать два ранены. Одни жители деревни, замерев, стоят в луже крови; другие, обезумев от страха, разбежались в разные стороны.
Вскоре после этой трагедии один известный журналист спрашивает Бен-Гуриона, почему он одобрил политику репрессий. Старик отвечает, что одна из причин — это стремление устрашить врага.
«Но есть и другая причина, — добавляет он, — причина нравственная и воспитательная. Посмотрите на этих евреев. Они приехали из Ирака, Курдистана, из Северной Африки. Они приезжают из стран, где их кровь осталась неотмщенной, где разрешалось жестоко обращаться с ними, мучить их и бить… Они всегда были… беспомощными жертвами… Мы должны показать им, что… у еврейского народа есть государство и армия, которые не допустят, чтобы с ними и впредь обращались так же грубо… Мы должны дать им возможность разогнуть сгорбленные страхом спины… и доказать, что их мучители не останутся безнаказанными, что ответственность за их жизнь и безопасность берут на себя граждане независимой страны».
Нападение на свадьбу в Патише глубоко возмутило Бен-Гуриона. 25 марта он предлагает Моше Шарету план, последствия которого невозможно предугадать: немедленное проведение боевой операции «для изгнания египтян их сектора Газа». Шарет возражает, но министр не сдается и выносит проект на обсуждение кабинета. Некоторые, как и Шарет, возражают против проекта, объясняя это политическими и военными
То, что план не был принят, задушило в самом зародыше милитаристские идеи Бен-Гуриона и положило конец хрупкому перемирию между ним и Шаретом. Их взаимоотношения ухудшаются, а разногласие становится общеизвестным, когда Старик весьма агрессивно выступает в защиту позиций, противоречащих убеждениям премьер-министра. Когда взбешенный Шарет напоминает, что неоднократно просил его строить свои выступления по-иному, он парирует: «Я выступил не так, как ты советовал, потому что слова, которые тебе хотелось бы услышать, мне не по душе». Чувство обиды, охватившее премьер-министра, нарастает еще и потому, что Бен-Гурион не скрывает своих намерений, которые с полной откровенностью излагает своему оппоненту:
«Поскольку приближается время выборов, я, рассмотрев вопрос задолго до этого, решил время от времени публично излагать свое мнение по основным проблемам нашей внешней политики (не подвергая критике точку зрения правительства и не возражая против твоих общественных позиций); возможно, в определенных условиях мне придется взять на себя формирование правительства, что я и сделаю; я чувствую себя обязанным проинформировать нацию о тех силовых политических линиях, которые я намерен проводить».
Результаты парламентских выборов, состоявшихся в конце июля, отражают натиск «активистов» и характеризуются неодобрением миротворческой политики Шарета. 12 августа Бен-Гурион официально приступает к формированию нового правительства. И если это решение отражает радость Рабочей партии Израиля, то Шарет, напротив, в ярости, поскольку убежден, что Старик выберет другого министра иностранных дел, —
«безропотного и покорного, дипломированного функционера, роль которого сводится к выражению, разъяснению и подтверждению политики, проводимой его хозяином-тираном… Разве я мог согласиться с этим решением? Мог ли я позволить растоптать мое достоинство, поступиться своей совестью? «Впервые я понял, что в кабинете Бен-Гуриона для меня места нет».
Тем не менее слова — это одно, а дело — совсем другое. Когда Бен-Гурион предлагает ему эту ненавистную должность, он сопротивляется недолго, но премьер-министр выдвигает ультиматум: он останется на посту премьер-министра только в том случае, если министром иностранных дел станет Шарет.
Однако перед тем как он вновь взял бразды правления в свои руки, на границе случается серьезный инцидент. Египетские солдаты, заняв укрепленную позицию, открыли огонь по израильскому патрулю, контролирующему приграничное шоссе. Патруль дал отпор, убив троих солдат. Египтяне ответили тем, что заслали отряд коммандос-смертников на сорок километров в глубь израильской территории, где они уничтожили шесть гражданских лиц, напали на военные машины и попытались разрушить радиопередатчики. По мнению Даяна и Бен-Гуриона, Израиль больше не может бездействовать. Но, зная, как Шарет противится всяким репрессивным рейдам, Даян предлагает Совету министров провести операцию с ограниченным радиусом действия: разрушить мосты на главной магистрали сектора Газа. Получив согласие правительства, военные отряды уже двинулись в путь, когда поздно ночью Шарет их отзывает и отменяет операцию.
Моше Даян тут же подает заявление об отставке на имя министра обороны, то есть Бен-Гуриона, который, будучи полностью с ним согласен, передает заявление начальника главного штаба Совету министров: «Либо линия Шарета, либо линия Бен-Гуриона, поскольку следование попеременно то одной, то другой принесет только вред». Шарет капитулирует и в этот же день вновь созывает заседание правительства, которое одобряет на этот раз широкомасштабные репрессивные действия, предложенные Данном. После долгого бездействия армия приступает к боевой операции — самой значительной после нападения на египетскую базу в секторе Газа.