Бен Гурион
Шрифт:
Ухудшению политической ситуации в стране способствуют и разногласия среди руководства государством. Шарет и Лавон расходятся по принципиальным вопросам: премьер-министр отстаивает политику умеренности, а министр обороны возглавляет приверженцев активных действий. К этому присоединяется личное соперничество, и с каждым днем отношения между министрами портятся все больше. И хотя начальник главного штаба Моше Даян и генеральный инспектор министерства обороны Шимон Перес — последователи Бен-Гуриона и известные активисты — поддерживают Лавона в вопросах безопасности и внешней политики, их отношения с ним остаются весьма натянутыми. Вскоре конфликты между Данном, Пересом, Лавоном и Шаретом принимают угрожающие масштабы. Частично это объясняется отсутствием Бен-Гуриона, но совершенно очевидно, что
Похоже, Бен-Гурион удовлетворен назначением своего ставленника на пост министра обороны, но коллеги явно обеспокоены некоторыми чертами его характера. Сорокадевятилетний Лавон отличается чрезвычайным сарказмом и не щадит никого. Заносчивый эгоист, он открыто презирает других руководителей. Еще до своего назначения временно исполняющим обязанности министра обороны он серьезно осложнил жизнь Шарету, отказавшись признать его авторитет; он ни в чем с ним не советовался и не давал себе труда хотя бы сообщать о последствиях принятых им решений. Акция в Кибии является наглядным тому примером. Руководитель стенографического отдела кабинета Цви-Меймон так описывает эту ситуацию:
«Горько видеть Шарета, не способного контролировать действия своих коллег по кабинету, но еще более мучительно наблюдать Лавона, который делает его жизнь просто невыносимой. Присутствие министров не мешает этому «дьяволу» вести свои сатанинские словесные маневры… Ничто не оправдывает бесконечные язвительные замечания, которые он позволяет себе делать премьер-министру».
Руководителей Рабочей партии Израиля сменяет бывший начальник генерального штаба, который также предостерегает Бен-Гуриона против Лавона. Старик задает ему вопрос без обиняков: «Почему вы не хотите Лавона?». Маклеф отвечает, что тот «не знает, как обращаться с солдатами» и добавляет: «Это опасный человек… Однажды он сказал мне, что неплохо было бы посеять раздор между американцами и иорданцами, организовав акции саботажа в Аммане». Впоследствии Маклеф вспомнит об этом совете как о прелюдии к «делу Лавона».
Лавон сам ставит свое положение под угрозу. Из-за невероятного цинизма и высокомерия от него отворачиваются самые близкие друзья. В конце июля 1954 года напряженность в кабинете министров нарастает. Многие руководители Рабочей партии Израиля, среди которых Эшколь, Голда Меир и Залман Аран, приезжают в Сде Бокер, чтобы рассказать Старику об ухудшении отношений между Шаретом и Лавоном. Бен-Гурион делает в своем дневнике лаконичную запись: «Я посоветовал Эшколю честно и откровенно поговорить с Пинхасом. Эшколь пообещал». Но о своем послании Лавону, которое должен был передать Эшколь, он не упоминает. Зато Нехемия Аргов, один из самых близких его сотрудников, опишет это так: «Эшколь сказал П. Л. [Пинхасу Лавону], что, по мнению Б. Г. [Бен-Гуриона], он не станет премьер-министром, и Бен-Гурион сказал, что никогда не поддерживал его».
В самом деле, Бен-Гурион больше не поддерживает своего протеже. Он никогда не верил в Шарета и теперь разочаровался в своем ставленнике. Тем не менее они останутся в хороших отношениях, но летом 1954 года Бен-Гурион осознает, что его преемники были не на высоте и что назначение Лавона было серьезной ошибкой с его стороны.
Две основные группировки, каждая из которых отстаивает собственный интерес, начинают активную кампанию за возвращение Бен-Гуриона к власти. С одной стороны, это «молодые»: многие из его соратников (в том числе Нехемия Аргов и Ицхак Навон) и люди, занимавшие высокие государственные посты в бытность его на посту министра обороны (Шимон Перес, Тэдди Коллек, Иехошуа Ариэли и Моше Даян). Члены этой группировки то в одиночку, то группами приезжают в Сде Бокер в надежде убедить Старика вернуться. Приезжают и старые товарищи по Рабочей партии Израиля, что его весьма удивляет. Он пишет в дневнике: «Они приехали просить меня вернуться», а затем добавляет со свойственным ему пылом: «Я не вернусь… Я приехал в Сде Бокер и здесь останусь». То же самое он говорит Залману Арану и Голде Меир.
В конце 1954 года ситуация в Израиле усугубляется: сильнейший международный прессинг, стычки на границах, колебания в выборе дальнейшей политики, потеря
Лето 1954 года. После отчаянной закулисной борьбы Гамаль Абдель Насер становится полноправным хозяином Египта. Стремясь не выпустить страну из западного лагеря, Соединенные Штаты оказали сильное давление на Великобританию, вынудив ее отвести свои войска из Египта. Вероятно, это было обговорено Черчиллем и Эйзенхауэром на встрече, состоявшейся 25–29 июня в Вашингтоне (англо-египетское соглашение будет подписано в конце июля). Израильское руководство обеспокоено скорым выводом английских войск с территории Египта, поскольку полагает, что их присутствие в зоне Суэцкого канала могло бы противодействовать возможным авантюристичным тенденциям нового режима. Следствием ухода англичан из страны может также явиться немедленный рост наступательного потенциала Египта, который унаследует аэродромы, военные объекты, склады оружия и боеприпасов, расположенные вдоль берега канала.
Некоторые израильские руководители готовы на все, лишь бы уговорить Великобританию не выводить войска из зоны канала. Узнав, что англо-египетские переговоры подходят к концу, Лавон вместе со своим старым другом, руководителем армейских секретных служб Биньямином Джибли решают провести тайную операцию с целью их саботажа, надеясь таким образом отменить вывод британских войск или, по крайней мере, задержать его.
Свою разведывательную сеть в Египте израильские спецслужбы начали создавать давно. В 1951 году тайный агент Абрахам Дар прибыл в Каир с британским паспортом на имя Джона Дарлинга. Выдавая себя за бизнесмена, он сформировал группу из молодых евреев — членов молодежного сионистского движения, которую разбил на две команды, разместив одну в Каире, а другую в Александрии. Руководители команд получили приемо-передающие радиостанции, позволяющие напрямую работать с Израилем.
В 1954 году Абрахама Дара сменил другой агент, которого члены разведывательной сети знают как «Роберта». Обладатель немецкого паспорта на имя Пауля Франка, он также выдает себя за бизнесмена. Его настоящее имя — Аври Элад. Уроженец Вены, он служил в «Пальмахе», где получил звание майора (и был разжалован за ограбление рефрижератора). Завербованный спецслужбами в 1953 году, он был восстановлен в звании и направлен в Германию, где получил паспорт на вымышленное имя, под которым и прибыл в Египет. Следом за ним был послан другой израильский офицер, также имеющий немецкий паспорт на имя Макса Беннета, торговца протезами, в задачу которого не входил прямой контакт с агентурой.
Поскольку уход англичан из зоны Суэцкого канала неизбежен, израильские спецслужбы предлагают организовать серию террористических актов, направленных против посольств западных держав и относящихся к ним служб, таких как библиотеки, культурные центры или консульства. Они полагали, что долю ответственности за случившееся британское правительство возложит либо на сами египетские власти, либо на националистическое экстремистское движение «Братьев мусульман». И в том, и в другом случае покушения доказали бы слабость и неспособность режима поддерживать порядок, что подорвало бы веру в возможность выполнения им взятых на себя обязательств. Следовательно, Великобритания будет вынуждена пересмотреть свой план вывода войск или вообще отменить его.
После такого отступления это предложение кажется удивительно наивным и опасным, а его авторы предстают людьми, чье незнание политических реалий достойно сожаления. Как только идея приняла конкретные формы, среди незначительного числа посвященных поднялся ропот возмущения. Но это предложение понравилось руководителю армейских спецслужб, который сразу же представил его на рассмотрение министру обороны. Идея пришлась по душе и ему, тем более, что напоминала акцию, которую он собирался провести в Иордании. Джибли не запрашивает у Лавона устных или письменных инструкций по этому поводу, вероятно, потому, что его согласие само собой разумеется. Впоследствии эта деталь приобретет огромное значение.