Бенефис дьявола
Шрифт:
– Какой дом в два часа утра? Мои подвесили бы меня на этих цепях, обмотав вокруг шеи. А так они думают, что я в своей комнате сплю, а утром уже сделаю вид, будто за салатами ходила. С Джоан всё нормально, я надеюсь? Она вчера так кричала…
Он протер рукой глаза, пытаясь вспомнить, кто такая Джоан, но быстро бросил эту затею и ответил:
– С ней всё о’кей. Ты бы на её месте тоже кричала.
– Так в чем же дело? Друзья зовут меня Боба, если ты забыл,– она протянула маленькую ручку к его животу, но он грубо её оттолкнул.
– Тебе сколько лет, Боба?
– А ей, думаешь, больше?
Он встал и, взяв со стеклянного столика открытую банку «Бадвайзера», пошел в спальню, опорожняя её на ходу. Его голова всё также с трудом размещалась в черепе, и эта
Он вошел в спальню и включил свет. Его постель была пуста. Черный атлас приятно успокаивал нервы, свешиваясь на белоснежную массивную спинку кровати, стоявшей посреди комнаты, дальняя стена которой была сплошь из стекла. Он подошел ближе и справа за изголовьем увидел торчащую пухлую ногу с ярко-красным педикюром.
– Нажралась, - пробормотал он, обходя кровать.
Девушка лежала, разбросав в сторону руки и ноги, как будто приготовившись к четвертованию. На ней был точно такой же прикид, как и на своей подруге, только эта была поплотнее и действительно походила на американку. Глеб приблизился к ней нетвердой походкой и стал поливать из банки тонкой струйкой пива её лицо и волосы. Девушка не шелохнулась. Он пошевелил её ногой, говоря при этом:
– Хэлоу, бэйби, пора на горшочек, а то папа по попке настучит.
– Эй, мистер, не изголяйся! На себя бы вчера посмотрел, - услышал он голос подруги Джоан с порога спальни.
– Забирай её и уматывайте к своей матери!
Глеб бросил пустую банку рядом с девушкой на пол и плюхнулся на постель. От резкого движения у него слегка потемнело в глазах, и подумалось: всё, конец. Но умирать он не хотел. Не потому, что его здесь что-то держало, а потому, что он знал наверняка, чтоего ожидает по ту сторону.
Ему вдруг вспомнился родительский дом, его уютная маленькая комната с виниловыми обоями, мамины блины и всегда строгий, но понимающий взгляд отца. Они провожали его в Америку, радуясь за своего сына, который, наконец, нашел своё счастье в жизни. Они собирались к нему в гости, как только он обоснуется и сможет обеспечить им приезд. Да, он сможет, он обязательно сможет, вот только вышвырнет этих американских пищалок вон, и обязательно всё устроит.
Он открыл глаза, словно очнувшись от какого-то резкого звука. Взгляд его блуждал некоторое время по резному потолку, отыскивая где-то на нем тот фокус, который бы позволил центральной нервной системе определить, где же затаилось сознание. Вот он, фокус. А звук – это щелчок закрываемой двери. Ушли. Как же они пробрались-то неслышно, будто мыши. Глеб, приподнявшись на локтях, обвёл комнату блуждающим взглядом. Затем, приподнявшись над изголовьем, заглянул за кровать.
Вторая девушка всё также лежала неподвижно, только одна рука уже была на груди. Он смачно выругался и, соскользнув на пол, на коленях подтащил к ней своё собственное тело, нагнулся к её лицу и тут только почти физически ощутил присутствие смерти. Эта отброшенная рука – Боба искала пульс, не иначе. И что, интересно, нашла? Он взялся за запястье и сам попытался нащупать биение. Рука была холодна и безвольна. Только сейчас на губах девушки он заметил следы от высохшей белой пены, смешанной со слюной. В ноздрях был явственно виден белый порошок. Он легонько ударил её по щеке, потом еще раз, потом еще. Приложив голову к её груди, он не смог ни услышать, ни ощутить присутствия сердца.
Она была мертва.
Глеб с трудом поднялся на ноги и минуту стоял, раскачиваясь, над телом девушки, мучительно пытаясь собрать воедино разрозненные мысли, наползающие, как тараканы, в его мозг. Если Боба, оставив Джоан, так тихо и незаметно ушла, значит, она испугалась. Он уже точно знал, что в этой стране боятся всего, кроме полиции, и поэтому она наверняка пойдет туда. Только когда – прямо сейчас или утром? В любом случае, ему нельзя здесь оставаться.
Его машина стояла внизу в гараже, куда можно было попасть прямо из лифта с его этажа, на котором
Он вернулся в спальню, взвалил кое-как безжизненное тело себе на плечо и, шатаясь, добрёл-таки до лифта, захлопнув за собой дверь ногой. Даже если его кто-то и увидит, он всегда сможет сослаться на то, что его подружка сильно подвыпила, и ей необходимо проветриться: здесь народ серьёзно относился к проблемам здоровья нации, и «втереть» можно было всё, что угодно, не боясь, что твои слова будут подвергнуты сомнению. Это ему представлялось очень практичным: налогоплательщики не утруждают себе тем, за что получают зарплаты другие. Но зато местные полицейские его пугали – они были просто помешаны на безопасности окружающих, своей и всего мира; это было настолько непривычно поначалу и ненормально, насколько в порядке вещей договориться с родимым гаишником о сумме штрафа мимо кассы, не отходя от неё.
Глеб благополучно добрался до «Лексуса», взятого напрокат. Свой прежний он оставил по доверенности отцу, хотя сомневался, что папа будет ездить. Открыв заднюю торцевую дверь, Глеб бросил тело, накрыв его сверху своей кожаной курткой. Ему нужно было отдышаться и выпить ещё пива, иначе его голова разорвётся, а сердце выскочит из-под рёбер. Он не боялся, что его остановят: в Америке это не практиковалось, за исключением тех случаев, когда водитель нарушал правила дорожного движения, либо у полицейских были обоснованные подозрения в причастности владельца к совершенному или планируемому преступлению. Но Глеб отчетливо осознавал, что машину необходимо будет оставить в каком-нибудь закрытом паркинге и взять другую. Что делать дальше, он не имел пока отчетливого представления – мысли путались, в голове царил полный винегрет из инстинктов и удручающих предчувствий.
Он выехал из подземной стоянки. Прожив около двух месяцев в восточной части Лос-Анджелеса, недалеко от района Джефферсон, он уже мог свободно ориентироваться по дороге в Санта-Монику на океанском побережье. Для этого ему сейчас необходимо было попасть с Восточной 28 улицы на бульвар Адамса, оттуда на 110-й хайвэй и затем, через авторазвязку, на 10-ю трассу, которая прямиком выведет его к побережью. Но в первую очередь, завернув к неприметному бару на углу бульвара Адамса, он припарковался, чтобы еще раз подумать, как решить проблему с его приметным джипом. То обстоятельство, что в Америке было практически всё автоматизировано через электронную систему коммуникаций, могло сыграть ему на руку. Зная номер своей регистрационной карты в агентстве по найму автомобилей, он через телефонную сеть без труда мог войти в их компьютер, если тот был соединен с модемом, а это наверняка было так. Останется только поменять местами его фамилию с каким-нибудь Патриком, и полиция будет искать не «Лексус», а BMW или Rover. Пока же дело дойдет до сверки информации на электронном и бумажном носителях, он придумает что-нибудь другое.
Глеб достал телефон и карту регистрации автомобиля, где был указан номер для связи, включил портативный телевизор и через трубку вызвал Люцеру. После памятного пожара на Гоголя, где погибло девять человек, а двадцать попало в реанимацию, и было уничтожено огнём имущества на миллионы рублей, он уже мог общаться с ней в прямом эфире в ранге VIP-клиента.
– Здравствуй, Люцера.
– Приветствую тебя, господин.
– Ты, как всегда, прекрасна.
– Спасибо, господин, но нет прекраснее Хозяина.