Бенефис Лиса
Шрифт:
— Я с ними знаком. — Савари попытался под столом вернуть конверт Галлахеру.
— Тогда ты знаешь, что они занимаются терроризмом, в самой экстремальной форме, которая возможна. Они не только убивают бошей, они любят, также, показывать примеры коллаборационистам, не правда ли, красочная фраза? Будь я на твоем месте, я бы очень задумался. Возьми письмо. Естественно, не вздумай его прочесть. Если ты это сделаешь, то, возможно, навсегда лишишься сна. Просто передай его Софи с приветом от меня. Я уверен, что у нее будет для меня сообщение, которое ты мне и передашь сразу по возвращении сюда.
— Черт
— Можешь не беспокоиться, Дьявол давным-давно за мной присматривает. Тебе ничто не угрожает. Гвидо Орсини хороший парень.
— Граф? — Савари пожал плечами. — Крикливый, продажный итальяшка. Ненавижу аристократов.
— Но этот, по крайней мере, не фашист. Он, возможно, отдает Гитлеру меньше времени, чем ты. У тебя в сумке нет каких-нибудь приличных сигарет? Я просто схожу с ума от курения этого мерзкого табака, который импортируется в последнее время.
Савари хитро на него посмотрел.
— Ничего особенного. Только немного Житан.
— Надо же, он говорит: только, — громко воскликнул Галлахер. — Хорошо, я возьму две сотни.
— А я что за это получу?
Галлахер открыл мешок, данный ему Шевалье.
— Свиная нога пойдет?
У Савари отвисла челюсть.
— Бог мой, у меня уже текут слюнки. Давайте ее сюда.
Галлахер подпихнул мешок под столом и взял коробку с сигаретами.
— Ты знаешь мой телефон в коттедже. Позвони сразу по возвращении.
— Хорошо.
Савари поднялся, и они вышли из кафе. Галлахер был не в силах ждать. Он достал из коробки пачку Житан, распечатал и закурил сигарету.
— Господи, какое наслаждение.
— Ну, тогда я пошел. — Савари сделал шаг по направлению к сходням «Виктора Гюго».
Галлахер тихо произнес:
— Подведешь меня, убью. Вот так вот, дружище. Понял?
Савари обернулся, открыв от удивления рот. Галлахер ободряюще улыбнулся и пошел вдоль причала прочь.
Джордж Гамильтон был высоким угловатым человеком, чей старый твидовый костюм казался, по меньшей мере, на размер больше, чем требовалось. В свое время известный врач, являвшийся профессором фармакологии лондонского университета и консультантом госпиталя Гайя, он вышел на пенсию и поселился в коттедже на Джерси как раз перед самой войной. В 1940 году, когда со дня на день ожидали прихода немцев, множество жителей покинуло остров, и врачи не были исключением. Именно этим объяснялось, что Гамильтон, являвшийся доктором медицины и членом ученого совета Королевского колледжа врачей, теперь, в возрасте семидесяти лет, работал простым терапевтом.
Гамильтон откинул со лба седую прядь волос и поднялся, глядя на Келсоу, лежавшего на диване.
— Нехорошо. Его необходимо отвезти в госпиталь. Без рентгена трудно сказать наверняка, но есть, по крайней мере, два перелома большой берцовой кости. Возможно, даже три.
— Никакого госпиталя, — едва слышно произнес Келсоу.
Гамильтон сделал знак Элен и Галлахеру, и они последовали за ним в кухню.
— Если бы переломы были сложными, иными словами, открытые раны с торчащими из них костями, у нас не было бы выбора. В таком случае опасность
— Джордж, что именно ты пытаешься сказать? — спросил Галлахер.
— Ну, как вы видели, кожа не повреждена. Мы называем такие переломы осколочными. Можно зафиксировать ногу и положить в гипс.
— А ты сам можешь это сделать? — спросила Элен.
— Могу попытаться, если будут необходимые условия. Но, определенно, без рентгена я даже не мыслю за это браться. — Он замялся. — Есть одна возможность.
— Какая? — спросил Галлахер.
— Сосны. Это маленькая частная клиника в Сент-Лоренсе. Она в ведении католических сестер милосердия. В большинстве своем они француженки или ирландки. У них есть и рентгеновская установка, и нормальная операционная. Сестра Мария Тереза, которая там всем заведует, моя приятельница. Я могу ей позвонить.
— А немцы тоже пользуются этой клиникой.
— От случая к случаю. Как правило, это молодые женщины с так называемыми пренатальными проблемами, которые обычно они предпочитают разрешать с помощью абортов. Как вы понимаете, монахиням это совсем не по нраву, но они ничего не могут с этим поделать.
— Его можно будет там подержать?
— В этом я сомневаюсь. У них всего несколько коек, и наверняка это слишком опасно. Самое большее, что мы можем сделать, подштопать его и снова привезти сюда.
Галлахер сказал:
— Ты ужасно рискуешь, Джордж, помогая нам таким образом.
— Я бы сказал, мы все рискуем, — сухо ответил ему Гамильтон.
— Жизненно важно, чтобы полковник Келсоу не оказался в руках врагов, — начала Элен.
Гамильтон покачал головой.
— Элен, я не хочу знать, поэтому даже не пытайся мне ничего объяснять. Не хочу я, чтобы и монахини оказались вовлеченными. Что касается сестры Марии Терезы, то наш приятель должен быть для нее местным жителем, с которым приключилось несчастье. Хорошо бы обеспечить ему, на всякий случай, документы.
Элен обратилась к Галлахеру:
— Можешь ты что-нибудь придумать? Ты же нашел в прошлом году документы для испанского коммуниста, который сбежал из рабочей бригады, прокладывавшей тоннели в Сент-Питере.
Галлахер подошел к старому сосновому письменному столу восемнадцатого века, стоявшему в углу кухни, выдвинул средний ящик, запустил в него руку и извлек из глубины маленький ящичек, вроде тех, в которых раньше люди прятали ценности. В нем лежало несколько идентификационных карточек, незаполненных, но снабженных печатью с нацистским орлом и подписью.
— Где тебе удалось их добыть? — спросил изумленный Гамильтон.
— Знакомый ирландец, который работает барменом в одном из городских отелей, завел милого друга, немца, вы понимаете, о чем я. Клерка из полевой комендатуры. В прошлом году я сделал тому большое одолжение. Он и отплатил мне таким образом. Я впишу сюда характеристики Келсоу, дадим ему хорошее местное имя. Как вам нравится Ле Макуан? — Он достал ручку и чернила и сел за письменный стол. — Генри Ральф Ле Макуан. Место проживания? — Он взглянул вверх на Элен.