Бенефис Лиса
Шрифт:
Впервые за все время, что Картер знал Манроу, тот выглядел таким безнадежно беспомощным. Не знал, что предпринять.
— Вы что-нибудь придумаете, сэр. Вам всегда удавалось что-нибудь придумать.
— Благодарю за вотум доверия. — Манроу встал и взял пальто. — Сейчас вам лучше позвонить в Хайес-лодж и договориться о моей немедленной встрече с генералом Эйзенхауэром. Скажите им, что я уже в пути.
Элен де Виль с нетерпением ожидала услышать шум возвращавшегося фургона, и. когда это, наконец,
— С ним все в порядке?
— Еще под воздействием наркоза, но нога в норме, — успокоил ее Галлахер.
— Сейчас никого нет. Кто в Гранвиле, кто в море, кто в офицерском клубе, так что можно втащить его наверх.
Галлахер и Гамильтон вытащили Келсоу из фургона и, сцепив руки, усадили его между собой. Они пронесли его вслед за Элен через парадную дверь и просторный, обшитый панелями холл, к главной лестнице, потом наверх в хозяйскую спальню. Здесь стояла бретонская мебель семнадцатого века, включая кровать с пологом на четырех столбах. Справа от кровати дверь в ванную, слева резные полки до потолка, забитые книгами. Элен нащупала пальцем невидимую пружину, и книжная секция отъехала назад, открыв лестничный пролет. Она пошла наверх, и мужчины не без труда последовали за ней, но, в конце концов, добрались до комнаты под крышей. Стены комнаты были отделаны дубом, а единственное окно находилось на стороне фронтона. Комната выглядела достаточно удобной, на полу ковер перед односпальной кроватью.
Они уложили Келсоу на кровать, и Элен сказала:
— Здесь есть все необходимое. Единственный вход через мою комнату. Мой предок скрывался здесь от людей Кромвеля годами. Боюсь, что удобства не слишком изменились с тех самых пор. Вон там дубовый стульчак.
— Спасибо, но сейчас я хочу только одного: спать, — сказал Келсоу. Он выглядел измученным и напряженным.
Элен кивнула Галлахеру и старому доктору, и они пошли вниз. Гамильтон сказал:
— Я пойду. Скажи Элен, что я взгляну на него завтра.
Шон Галлахер сжал ему на мгновенье руку.
— Джордж, ты настоящий человек.
— Я врач, Шон. — Он улыбнулся. — Увидимся завтра. — Гамильтон ушел.
Галлахер прошел через холл в коридор, ведущий на кухню. Он поставил на плиту чайник и подбросил несколько поленьев в затухавший янтарный огонь. Вошла Элен.
— Как он? — спросил Галлахер.
— Уже уснул. — Она присела на край стола. — Что мы дальше будем делать?
— Нам нечего делать, пока не вернется Савари с каким-нибудь сообщением.
— А если никакого сообщения не будет?
— Я придумаю что-нибудь. Сейчас сядь и выпей чашку хорошего чаю.
Она покачала головой.
— У нас на выбор: ежевичный или свекольный, но сегодня я не в силах пить ни тот, ни другой.
— Ах, как мало в тебе веры. — Галлахер показал ей пачку китайского чая, которую дал ему Шевалье утром на рынке.
Элен рассмеялась
— Что бы я без тебя делала, Шон Галлахер?
Эйзенхауэр был при полном параде, поскольку получил сообщение Манроу во время обеда у премьер министра. Он возбужденно шагал по библиотеке Хайес-лодж.
— Нельзя ли кого-нибудь заслать туда?
— Если вы имеете в виду подразделение десантников, очень сомневаюсь, сэр. Это наиболее укрепленное побережье в Европе.
Эйзенхауэр кивнул.
— Вы хотите сказать, что нет никакой возможности вытащить его оттуда, так я вас понял?
— Нет, сэр. Но это очень, очень трудно. Это крошечный остров, генерал. Там нельзя спрятать его в кузове грузовика и отвезти за триста миль в Пиренеи, или организовать посадку одного из наших Лизандеров, чтобы его забрать.
— Правильно. Тогда переправьте его во Францию, где это возможно организовать.
— Судя по полученной информации, он не может путешествовать.
— Господи, Манроу, от этого может зависеть все. Само вторжение. Многие месяцы планирования.
Манроу прочистил горло, пытаясь избавиться от нервного спазма.
— Если случится самое худшее, генерал, вы желаете рассматривать потерю полковника Келсоу, как выход из кризиса?
Эйзенхауэр перестал шагать.
— Вы имеете в виду, что его придется ликвидировать?
— Возможно.
— Помоги нам Бог, но если больше ничего нельзя сделать, да будет так. — Эйзенхауэр подошел к огромной карте Западной Европы. — Шесть тысяч кораблей, тысячи самолетов, два миллиона солдат и исход войны. Если им станет известно точное место высадки, они стянут туда все свои ресурсы. — Он повернулся к Манроу. — Разведка донесла, что Роммель в своей речи несколько недель назад сказал именно это. Победа или поражение в войне определится на этих пляжах.
— Я знаю, генерал.
— И вы спрашиваете, можем ли мы потерять полковника Келсоу? — Эйзенхауэр тяжело вздохнул. — Если вы можете его спасти, спасите. Если нет… — Он пожал плечами. — В любом случае, учитывая сказанное вами о ситуации на Джерси, как вы предполагаете забросить туда агента? Мне кажется, что любое новое лицо будет там выделяться, как белая ворона.
— Это так, генерал. Нам придется над этим поразмыслить.
Джек Картер, почтительно хранивший молчание, стоя у камина, кашлянул.
— Есть один способ, генерал.
— Какой же, капитан? — спросил Эйзенхауэр.
— Лучшее место, чтобы спрятать дерево, это лес. По моему мнению, наиболее свободны в перемещениях туда и оттуда сами немцы. Я полагаю, там постоянно идет замещение новым персоналом.
Эйзенхауэр резко обернулся к Манроу.
— Он прав. Вы располагаете людьми, способными выполнить подобную работу?
Манроу кивнул.
— Можно поискать. Это редкое умение. Вопрос не в том, чтобы свободно владеть немецким, нужно мыслить по-немецки, а это непросто.