Бенефис мартовской кошки

Донцова Дарья

«Господи, – думала иногда Тамара Павловна, мучаясь от противной мигрени, – хоть в чем-то повезло. А нашла бы себе Карина такого, как Павлик Сомов? И делать что? Вечно пьяный!»

Но время шло, Тамаре Павловне стало казаться, что Павлик Сомов не такой уж и плохой вариант. Да, заливает по-черному, порой никаким домой является, зато сколько зарабатывает! Сомовы сделали на зависть всем соседям ремонт, купили «Жигули», а Вадим все пишет и пишет, изредка вежливо сообщая:

– Мне нужна рубашка, – или, – ботинки в негодность пришли.

Карина вертелась

колбасой, стараясь выдоить из домашнего хозяйства побольше прибыли, Тамара Павловна в своей консерватории не только обихаживала директорскую ложу, но и подрядилась мыть лестницы. Бедные бабы надрывались, Вадик спокойно творил.

Потом Тамара Павловна стала замечать странности. Зять, раньше с удовольствием наворачивавший гречневую кашу с жирным, деревенским молоком, теперь практически перестал есть, только жадно пил чай.

– Может, у него диабет? – робко спросила мать у дочери.

– Не лезь не в свое дело, – окрысилась Карина, – Вадик здоров, устает просто.

Тамара Павловна пребывала в глубоком недоумении. Ну как можно устать, сидя день-деньской у стола? Вадим даже уволился из школы, мотивируя свое нежелание каждый день ходить на работу просто:

– Платят копейки, а требуют целый воз, и вообще, мне надо больше работать над книгой.

– Конечно, Вадя, – умилилась глупышка Карина, – не стоит себя тратить на идиотских детей, лучше работай дома.

Тамара Павловна, услыхав эти слова неразумной, безоглядно влюбленной дочери, только покачала головой. Теперь придется лентяю «на свои» покупать сигареты.

Затем у Вади начал резко портиться характер, Карина стала подолгу сидеть в ванной, выходила с красными глазами и на все вопросы матери огрызалась, словно неразумный подросток:

– Отстань, все в порядке.

Тамара Павловна продолжала удивляться. Вадим вроде трезвый, а шатается, отвечает невпопад, глаза подозрительно блестят… По всем признакам пьян, но запаха-то нет! Потом настал день, когда, вытряхивая помойное ведро, она обнаружила странный кулечек из плотной коричневой бумаги. Недоумевая, что это такое, женщина развернула пакетик и увидела несколько использованных одноразовых шприцев.

Уж как ни была наивна Тамара Павловна, только даже она сообразила, в чем дело. Вне себя от негодования, она принесла шприцы домой, положила их в кухне на стол и впервые в своей жизни устроила детям разбор полетов.

Сначала Карина тупо молчала, потом разрыдалась и пустилась в объяснения. Оказывается, в последний год у Вадима плохо продвигалась работа. Философский труд буксовал. Чтобы подстегнуть мозг, парень попробовал «экстази». Результат впечатлил, всю ночь он просидел у письменного стола, не ощущая усталости. Через некоторое время «экстази» перестал оказывать нужное действие… В общем, спустя двенадцать месяцев после первого приема наркотика Вадим плотно подсел на героин.

Естественно, Карина была в курсе дела. Чтобы обеспечить муженьку необходимую дозу, жена распродала сначала нехитрые украшения, а потом спустила все накопленные Тамарой Павловной средства на

«черный день». Чего было больше в этом поведении? Рабской любви или глупости?

Поняв, что теща в курсе происходящих событий, Вадим перестал стесняться, и в доме начался ад. Те измученные люди, в семье которых имеются родственники-наркоманы, поймут бедных женщин, оказавшихся один на один с несчастьем. Забившись вечером под одеяло, Тамара Павловна с тоской вспоминала то время, когда Вадим сидел за письменным столом, изображая из себя философа. Сейчас бы она все отдала, чтобы зять вновь принялся за рукопись, носила бы ему чай и свежепожаренные оладьи…

Но возврата к прошлому не было. О написании книги парень давно забыл, вся жизнь его теперь превратилась в цепь одинаковых событий: поиск денег, укол, кайф, поиск денег, укол, кайф, поиск денег, укол, кайф…

«Уж докололся бы до смерти, – подумалось как-то раз Тамаре Павловне, уставшей от того, что все заработанные деньги исчезают, словно в черной дыре, – похоронили бы по-людски, отплакали и успокоились». Будучи женщиной верующей, истинной христианкой, Тамара Павловна испугалась, побежала в церковь и стала просить у господа прощения за греховные мысли, только они все равно лезли в голову. А потом случилось то, что случилось.

– Представляю, что пришлось вам пережить! – сочувственно сказала я.

– Нет, – покачала головой хозяйка, – такое трудно понять человеку, который не испытал подобного ужаса. Впрочем, и слава богу, что не знаете. Как мы с Карочкой умом не тронулись! Хотя господь дает каждому посильный крест. Значит, создатель посчитал, что я и дочь можем вынести такое испытание. Но было трудно, ох как трудно!

Она замолчала, потом тихо добавила:

– Человек суетен, все на других оглядывается. Знаете, что оказалось самым тяжелым?

Я покачала головой.

– Нет.

– Сделать так, чтобы соседи не догадались, – пояснила Тамара Павловна, – у нас тут все про всех известно, скрыть ничего невозможно. Через три дома Ольга Кокошенова живет, ее бабка еще до войны в магазин влезла и ткань на пальто украла. Представляете, сколько лет прошло с тысяча девятьсот тридцать девятого года, а? Так наши Кокошеновых до сих пор уголовниками кличут. В маленьком поселке свои правила, это не Москва. Вот и старались мы с Карочкой изо всех сил, чтобы слушок не пополз, делали вид, будто полный порядок дома.

– Вам это удалось, – решила я подбодрить Тамару Павловну, – вот, например, Галина Феоктистовна из гардероба консерватории, похоже, она не слишком добрый человек, и то с завистью рассказывала мне, как вы ее в гости позвали, какой у вас замечательный зять, подменяет, когда болеете, шубу жене купил…

– Я так сразу и поняла, что вы мама Сони, – вдруг ответила Тамара Павловна, – только я зла на нее не держу.

Глава 27

От неожиданности я дернула рукой и уронила на пол пустую чашку. Толстая фаянсовая кружка не разбилась, просто свалилась набок.