Берег динозавров [Империум. Берег динозавров. Всемирный пройдоха]
Шрифт:
— Эй, это не честно, Ваша Светлость, мой рабочий стержень номер 4 только-только успел нагреться до рабочей температуры!
— Неужели мне надо указывать тебе на то, что мне довольно трудно будет беседовать с твоим подопечным, когда в воздухе будет вонять горелым мясом?
— Гм… это, конечно, верно.
Стонруб швырнул железный прут обратно на угли и бросил на Лафайета сожалеющий взгляд.
— Прости, приятель. Но сам видишь, какие тут дела.
Седовласый, сузив глаза, изучал О’Лири. Как только дверь за ДИС закрылась,
— Итак, это все-таки вы, — сказал он и замолчал, нахмурившись. — Что случилось? — резко и требовательно произнес он. — Вы выглядите так, словно увидели привидение.
— Н-н-никодеус? — прошептал О’Лири.
— Если это какого-нибудь рода пароль, то я его не знаю, — отрезал герцог Родольфо.
— Вы не… Ннкодеус? Не субинспектор континуума? Вы не можете позвонить, чтобы меня отправили в Артезию?
Герцог уставился на Лафайета горящими глазами.
— Хватит издеваться надо мной, Ланцелот. Сначала вы врываетесь в мою приемную и несете всякую чушь, затем удираете из моей самой надежной тюрьмы на глазах самой неподкупной стражи. Затем открыто появляетесь рядом с пристанью, прямо-таки напрашиваясь, чтобы вас еще раз арестовали, после чего удираете только для того, чтобы напроситься на арест в третий раз, приставая к одной леди. — не будем называть ее имени — на глазах у ее охраны. Очень хорошо, может, я немного упрям, но мне кажется, я вас понял: у вас есть что предложить мне.
— Да?.. — слабо сказал Лафайет. — То есть… да. Значит вы, наконец, поняли?
— И?
Взгляд Родольфо остался таким же горящим.
— И, э-э-э что? — жизнерадостно спросил О’Лири.
Герцог нахмурился.
— Значит, ты решил шантажировать меня, вот как? Ничего у тебя не выйдет! Валяй, исчезай снова, развлекайся! Но не жди, что я приползу к тебе, умоляя сообщить сведения о леди Андрагоре…
Он закончил предложение в полувопросительном тоне, и в его глазах можно было прочесть почти умоляющее выражение.
— Леди Андрагоре? — пробормотал Лафайет. — Чтобы я сказал тебе…
— Ну, хорошо, — герцог вздохнул. — Я вижу, что с самого начала обращался с тобой неправильно, Ланцелот. Ладно, я признаю свою ошибку. Я был в корне не прав в этом. Но вряд ли ты можешь упрекнуть меня, если вспомнить об этом эпизоде с тухлым яйцом и бутылкой чернил. И, тем не менее, я готов примириться. Я даже извинюсь, хотя это против моих правил. Ну, теперь ты согласен посидеть со мной рядом и поговорить, как подобает джентльменам?
— Э-э-э, ну конечно, и я бы хотел быть покладистым, — не зная, что отвечать, с отчаянием произнес Лафайет. — Но камера пыток — вряд ли подходящее место для сердечной беседы.
Герцог хмыкнул. Повернувшись, он крикнул Стонруба.
— Проследи за тем, чтобы этого дворянина освободили, помыли, накормили, одели согласно его положению и привели в мои апартаменты через полчаса, — он бросил на О’Лири подозрительный взгляд. — И никаких исчезновений
— Ну, вот, подфартило, — философски сказал Стонруб, отпирая дверь камеры. — Похоже, нам не удастся встретиться с тобой на профессиональном уровне сегодня ночью, малыш. Но все равно, мне было приятно с тобой познакомиться. Может, как-нибудь в другой раз.
— Не сомневаюсь, — сказал Лафайет. — Послушай, Стонруб, а что ты знаешь об этой, э-э-э, леди Андрагоре?
— Да ничего особенного. Просто, что она самая богатая и самая красивая леди во всем Меланже. И что страсть герцога к ней горит, как Чикагский огонь.
— Ты знаешь о Чикагском пожаре?
— Конечно. Пивнушка. Сгорела на прошлой неделе. А что?
— Да нет, неважно. Так ты говоришь?..
— Да, жаль Его Светлость, что ему никогда не удастся поближе познакомиться с Ее Светлостью.
— Почему?
Стонруб ухмыльнулся и понизил голос.
— Потому что у нее есть другой, приятель. Об этом всюду говорят.
— Другой?
Лафайет почувствовал, как его сердце подпрыгнуло до самого горла и опустилось обратно.
Стонруб ткнул локтем Лафайету под ребра.
— Герцог Родольфо этого не знает, но он играет вторую скрипку после одного мошенника по имени Лоренцо Долговязый — или это Ланцелот Счастливчик?
— Лоренцо Долговязый? — прохрипел Лафайет, глядя, как Стонруб снимает с него колодки.
— По правде говоря, — сказал ДИС тоном человека, который посвящает своего знакомого в тайну, — даже сейчас объявлено, что миледи направляется в гости к своей тетке-старушке и ее двенадцати кошкам. Но, между нами говоря, ходят слухи, что она направляется в охотничью избушку Закличаре, чтобы провести медовый месяц с этим счастливчиком.
— М-медовый месяц?
— Угу. Ладно, пойдем, я передам тебя служанке, чтобы она подготовила тебя к встрече с герцогом.
Когда Лафайет, чистый, сытый, одетый в новые шелковые одежды, которые были ему почти впору, был введен в комнату, герцог Родольфо сидел в большом мягком кожаном кресло.
— Садись, Ланцелот, — приказал герцог, явно заставляя себя разговаривать сердечно. — Вино? Сигару?
Он помахал рукой в направлении небольшого удобного кресла и низкого столика, уставленного бутылками и стаканами.
— Благодарю.
Лафайет с благодарностью опустился в кресло, потом зевнул, чуть не вывихнув себе челюсть.
— Прошу прощения. Просто я обычно ложусь спать значительно раньше. Кстати, меня зовут Лафайет.
— Ты хорошо пообедал?
— Так хорошо, как это только было возможно, если учесть, что одновременно 6 девушек терли мне спину, наклеивали пластырь на мои ссадины и массировали ушибы. Хотя я, конечно, вполне ценю такую заботу.
— Превосходно. А теперь давай прекратим ходить вокруг да около, Ланцелот. Какова твоя… э-э-э… связь с леди Андрагорой?