Берег динозавров [Империум. Берег динозавров. Всемирный пройдоха]
Шрифт:
— Займи свое положение рядом с этим деревом, сэр рыцарь! — рявкнул капитан. — И поторопись! Мы не можем тратить на тебя всю ночь.
— В-вы имеете в виду это дерево?
Лафайет споткнулся об извилистые корни.
— Почему? Что?
— Готовься! Целься!
— Стойте! — крикнул Лафайет ломающимся голосом. — Вы не можете застрелить меня!
— Ты ведь потребовал джентльменской смерти, верно? Целься!
— Но… не собираетесь же вы расстреливать меня с такого расстояния? — запротестовал Лафайет. — Я думал, что вы ребята — снайперы!
— Мы заняли первое место в полицейском
— Почему бы тогда мне не отодвинуться немного подальше? — предложил Лафайет. — Вам представится случай показать мастерство.
Пятясь, он отступил на десять футов, прежде чем наткнулся спиной на другое дерево.
— Готовься! — вскочил капитан. — Целься!
— Нет, это все-таки очень близко! — крикнул Лафайет, помахав пальцем в воздухе. — Пусть уж это будет настоящее для вас испытание.
Он торопливо отступил еще на 4 ярда.
— Вполне достаточно! — взревел капитан. — А теперь стой на месте, и пусть свершится твоя судьба, сэр!
Он поднял шпагу высоко в воздух.
— Готовься! Целься!
И когда с губ капитана готово было уже сорваться последнее слово, внезапно из густого кустарника позади них раздался дикий вой. Все глаза сразу повернулись в этом направлении, откуда донесся этот леденящий душу звук.
— Ночная кошка! — почти в один голос закричали солдаты.
Не дожидаясь, пока животное появится из кустов, Лафайет отпрыгнул в сторону, покатился по земле, нырнул за дерево, поднялся на ноги и со всей прытью, на которую был способен, помчался по лесу, в то время как позади раздавались крики, гремели выстрелы, и свинцовые пули врезались в кустарник по обе стороны от него.
На небе светила луна, окутывая белым светом небольшую бревенчатую хижину, расположенную в самом центре полянки, окруженной гигантскими деревьями.
Лафайет лежал на животе под кустом, чувствуя себя преотвратительно от всего сразу: похмелья, усталости и множества синяков и царапин. Прошло полчаса с тех пор, как затихло последнее эхо от криков солдат, разыскивающих его по всему лесу, 20 минут с тех пор, как он взобрался на небольшой холмик и увидел внизу слабо освещенные окна хижины. И ничто, подумал Лафайет, не менялось в этой классической ситуации. Температура продолжала ровно падать по мере того, как кончалась ночь, ледяные кристаллики стали образовываться на листьях. Лафайет подул на руки и посмотрел на крохотное освещенное окно внизу.
— Ока должна быть там, — уверял он себя. — Где же ей еще быть в этой глуши?
— Конечно. — продолжал он свою мысль, — тот, кто ее похитил, скорее всего, тоже там, и сидит с заряженными пистолетами, поджидая, не будет ли за ним погони.
— С другой стороны, если я останусь здесь, я просто замерзну, — решительно возразил сам себе О’Лири.
Он поднялся на ноги, несколько раз ударил себя затекшими руками по груди, вызвав тем самым приступ кашля, а затем осторожно начал спускаться по небольшому склону. Он кружил вокруг домика на довольно большом расстоянии, часто останавливаясь, вслушиваясь, не просыпаются ли обитатели дома и не приближаются ли всадники, но тишина оставалась прежней. Цветастые занавески на окне мешали ему разглядеть, что происходит внутри.
Лафайет скользнул к задней двери,
Он услышал слабое потрескивание, перемежающееся еще более слабыми и очень неприятными звуками. Низкий голос стонал слова, слишком неотчетливые, чтобы их можно было расслышать. Лафайет почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Воспоминания детства о Гансе и Гретель в домике ведьмы неожиданно ожили перед его глазами.
— Ерунда, — твердо сказал он сам себе. — Никаких ведьм вообще не существует — все это сказки. И никого там нет внутри, кроме мошенника Лоренцо и несчастной леди Андрагоры, может, даже связанной по рукам и ногам, перепуганной до смерти, надеющейся вопреки всему, что кто-нибудь придет и спасет ее, бедное дитя. Почему бы мне не выбить эту дверь одним ударом и не вытащить оттуда Лоренцо за шкирку, и…
Неприятный хрустящий звук стал нарастать, потом внезапно затих, потом вообще прекратился. Раздалось громкое «хлюп» и слабое звяканье металла. Потрескивание возобновилось, сопровождаемое на сей раз отчетливым хрустом, как будто жернова перемалывали мелкие косточки.
— Может быть, он мучает ее, чудовище!
Лафайет отошел на три шага назад, напряг мускулы и кинулся на дверь. Она широко распахнулась от силы удара, и он влетел в центр небольшой, аккуратно прибранной комнаты. В камине ярко пылал огонь, отбрасывая отсвет на пожилую женщину, сидящую в качалке на ковре, с кошкой на коленях и голубой китайской миской у локтя.
— О, Лоренцо, ты вернулся, — сказала она с удивлением.
Она протянула ему миску.
— Хочешь немного воздушной кукурузы?
Сидя у окна с миской хрустящей подсоленной кукурузы на одном колене и чашкой крепкого дымящегося какао на другом, Лафайет пытался привести свои мысли в порядок. Его хозяйка шила что-то толстой иглой, которую она извлекла из сундучка под окном, и монотонно бормотала какие-то слова. Он никак не мог ухватиться за нить ее мысли — вроде бы она говорила что-то о какой-то кукушке, которая перепархивает с цветка на цветок и садится на самый большой цветок, вдыхая его аромат…
Лафайет проснулся, вздрогнув, потому что его подбородок чувствительно ударил его по груди.
— Бедный мальчик, да ты совсем спишь. И ничего удивительного — сколько часов подряд ты трудился. О, я почти забыла: тут были твои друзья.
Она как-то криво улыбнулась ему одной стороной рта.
— Друзья?
Лафайет зевнул.
Сколько же времени прошло с тех пор, как он спал? Неделя? Или только три дня… или… возможно ли, что он счастливо спал всего прошлой ночью, в большой постели…
— …сказали, чтобы я тебе ничего не говорила, они хотят сделать тебе сюрприз. Но я решила, что лучше тебе знать.
Ее резкий многозначительный голос проникал сквозь его дремотное состояние.
Лафайет заставил себя сосредоточиться на том, что говорила старая леди. Голос ее казался ему странно знакомым. Может, он встречал ее раньше? Или…
— Лучше мне знать, а что?
Он заставил себя сосредоточиться на разговоре.
— О том, что они вернутся.
— Э-э, кто?
— Эти прекрасные джентльмены на чудесных лошадях.