Берегиня

Дружинин Руслан Валерьевич

Стоило подтянуться к двадцатому, как Вира грубо схватил её за комбинезон и рюкзак, и втащил за собой.

– Ты куда ползёшь, дура? Тебя что, не учили старших слушаться!

У Ксюши от его наглости перехватило дыхание. Да кто он такой! Она им в подвал каждый день целый месяц таскала жратву, бандитов пугала, а этот закутыш, мерзота, урод ей хамил?.. Рамка Перуницы скакала по Вире, но никак не могла покраснеть. Слишком много страха, нелюбви, даже ненависти улавливал нейронный ошейник, Ксюше впервые хотелось сжечь кого-то по своей воле, но Виру она убить не могла…

– Вира, Ксюша, как там у вас? – донеслось снизу.

–

Я живыми вас в дом завёл, живыми и выведу, – пробурчал зверолов, пролез мимо Ксюши и заглянул в шахту.

– Нормально! Живые! Сейчас верёвку спущу!

Вира отвернулся и занялся верёвкой. Скоро он сбросил Саше свободный конец. Ксюша отряхнула комбинезон, где прикасался ловчий, встала и выглянула в окно с острыми обломками пластика. Хмарь как густой персиковый сироп растеклась над чёрным столбом Башни. Время уроков давно прошло. Интересно, Кощей ждал и сегодня? Один раз Ксюша не смогла выйти в город, аккумуляторы в поясе разрядились, и пришлось проторчать лишний день в небоскрёбе. Ксюша шутки ради пришла на уроки в столовую, Кощей ждал её там. Он каждый день приходил, никогда не опаздывал, одна Ксюша прогуливала занятия.

– Садись, открывай тетрадь, – поприветствовал Узник, и ворон на плече каркнул.

Как бы Ксюшу не бесили железобетонные привычки и правила воспитателя, в этой надоедливой постоянности отвердело что-то непоколебимое, надёжное, как хребет Башни. Если честно, Ксюша скучала по сказкам Кощея, хоть изредка, но хотела услышать их…

Рядом зашуршали, заскребли по бетону. Вира подтянул Сашу, и мысли о Кощее сразу вылетели у Ксюши из головы. Вместе с Вирой она помогла Саше подняться в портал и пролезть на двадцатый этаж. Впервые за целый день Саша радостно улыбалась, как будто в разлуке провела десять лет.

– Ксюшка, ты больше от меня не удирай! – обняла её Саша и поцеловала прямо в зеркальный шлем. – Взяла и бросила меня одну на пустом этаже, знаешь, как страшно! А если бы ты сорвалась? Ксюш, я бы в жизни себе не простила, что за одёжу тебя не схватила и с собой не оставила!

– Ладно тебе, Сашуль, и ты меня прости, что смоталась, – пробурчала Ксюша, расстегнула шлем и сволокла его с головы. Дышать обычным воздухом было гораздо приятнее. – Мир?

– Мир!

– Будет вам тискаться, – сматывал верёвку Вира. – Мы на двадцатом, тут лестницы тоже завалены, придётся наружу выползать.

Вира говорил правду, весь двадцатый этаж обвалило и разрушило взрывами. В коридоры не сунуться, в квартиры тоже не заглянуть, кругом торчит арматура и куски бетонных плит завалили проходы. Возле лифта расчищен один маленький пятачок, от него мародёры разгребали завалы вручную и сбрасывали обломки в шахту. Лаз между плитами получился узенькими и вёл к пробитой насквозь наружной стене.

– Осторожно, тут прижмитесь, Пороховка, вишь, проросла? – указал Вира на рыжую траву на обломках. Пороховка будто стекала с потолка на стену и на завалы внизу. – Топливо из вертолёта пролилось, вот она и разгадилась. Растёт, зараза, на одной ядовитой земле. Высушить бы её, да истолочь – ядрёно горит, вместо пороха, а дышать ей нельзя, в груди жжёт и блазнится потом всякое.

Ксюша нацепила обратно свой шлем, но индикатор токсичности показывал ноль. Ей хотелось поворошить Пороховку, так весело и щетинисто травка торчала, но Ксюша постереглась. Иных растений в городе лучше не трогать, не то пожалеешь на всю короткую жизнь.

Лесенку

Вира оставил у лифта. Все вместе, по очереди, они протиснулись по мародёрской тропе меж обломков, бывало, лаз так сужался, что только глубоко выдохнув можно пролезть. Вира лез первым. Дополз до самого пролома в наружной стене, и остановился, стащил верёвку с плеча, и принялся колдовать с самодельными крюками и карабинами. Ксюша с Сашей терпеливо стиснулись в узком лазе за ним. Ксюша нашарила возле себя Сашину руку и крепко сжала её.

– Не бойся.

– Я и не боюся.

– А чего ты тогда весь день кислой ходишь?

– Не хожу я, вовсе не кислая…

– Вот не ври. По глазам вижу, будто каши из ложки наелась, – шутнула Ксюша той присказкой, какую у кутышей слышала. Ложка, ядовитые ложные грибы – их и есть-то нельзя ни в варёном, ни в каком другом виде.

– Не все ведро на балде тащут, – отшутилась Саша. – По тебе хрен поймёшь, кислая ты или нет. Своя же физиономия только на тебя пялится. Знаешь, как бесит?

– Да меня саму этот шлем заколебал, ясно? Но я ведь снимаю, как могу. Хотя мне вообще нельзя его снимать.

– Чего это нельзя? Это кто сказал?

– Есть кто. Всё бы знала.

– Ой, великая тайна! – нафуфырилась Саша. – Не хочешь, не говори! Тебе приходить-то к нам можно?

– К тебе можно, вроде.

– Ты что, про меня в Башне рассказала? – блеснул огонёк в глазах Саши.

– Нет, ты чего!

– Ну, блин. Они не знают, что я здесь живу, им не интересно?

Саша прямо и просто спросила, и озадачила Ксюшу. Пусть не очень-то складно, зато ясно сказала, что думают кутыши про закрытую Башню. Может, надеялась, что внутри есть радар, который следит за каждым? Башня торчала над самым Центром, к ней не подобраться из-за бандитов; кто знает, как там живут и что делают? Но, если живут хорошо, иначе и быть не может, то обязаны что-то придумывать для остального города, для всех кутышей, может быть даже и для бандитов. Вот почему в Башне заперлись за пулемётами, мешать им нельзя – такое Ксюша тоже слышала среди кутышей, и оно ей больше нравилось, чем сплетни, что внутри Башни жируют, пока другие дохнут от голода.

Сколько раз Саша заговорит, да расспросит намёками, кто в Башне живёт, сколько народу, что делают, как настроение? Ксюша юлила, ничего толком не рассказывала: «Всё тайна». Тогда Саша сама фантазировала, мол в Башне много учёных, все ходят в белых халатах, каждый день крутющие штуки выдумывают, вроде порошка от холодов, или вечно-полной консервной банки, чтобы на всех хватило, или что в Башне есть один особенный день в году, когда можно к себе любого кутыша из города взять, чтобы плотность населения, так сказать, не спадала. Конечно, только тайно крадут, и навсегда, больше счастливчиков никто не видит. Саша верила в свою выдумку железобетонно, ведь каждый год кто-нибудь пропадал, и куда ушёл, куда делся – ищи в чади.

Ещё Саша мечтала, что вся Башня – это одна огромная бочка с едой, люди живут в подземельях, как кутыши, сверху еда скатывается по желобам, и, если пролезть в старую канализацию, можно желоб себе захватить и нажраться. Она убеждала, что ей эти желоба даже снились однажды.

Таких сказок Саша сколько хочешь могла напридумывать. Вообще, она любила хорошо помечтать, и слушать истории от Захара, от мамы, и от Виры с Тимохой. Одна Зоя Сашке ничего не рассказывала, потому что они были в контрах.