Берегиня

Дружинин Руслан Валерьевич

– Прибогиня! Рыбка моя серебряная! Владычица! – бормотал он, одурев от любви, и пальцами стискивал балахон и терзал её пояс.

– Порвёшь! – со смехом оттолкнула его Берегиня. – Ложись, сама разоболокусь.

Ван сдёрнул с себя последнее и запрыгнул на простыни. Ярь и похоть взыграли в нём жарче, чем в юности! Ксения высвободила поясок и сбросила с себя балахон. От вида её голого тела, и мягкой, ухоженной ложбинки между ног, где у простых девиц всё заросло мягким волосом, а у неё – чистый бархат со складочкой, у Вана аж кровь загудела в башке. Ксения медленным шагом, красуясь, подошла к городничему.

– Хватит меня изводить, не то как зверь накинусь! Ни одна краля меня ещё так не томила!

Ксения остановилась в полушаге

от Вана и огладила себя от бёдер к груди.

– Похоть в тебе есть – это верно… Но снился мне сон: будто прыгнул китежский городничий мне в озеро, да и тонет, тонет – кричит. Щедрый был городничий, но фальшивое солнце и скупой призрак его утопили.

– Какой скупой призрак и солнце? Нет такого! Не вижу! – опасливо огляделся по спаленке Ван, как будто и правда был не в спаленке, а в том самом озере. Вдруг по ноге его что-то скользнуло и калёной спицей вонзилось под кожу.

– Ай, что за срам?! Да чего это там у тебя! – соскочил Ван.

– Не рыбкой – Змеёй меня кличут. Не слыхал, разве? Не уж то Лют тебя не упреждал, городничий любезный, что зря стараешься, что напрасно подарки мне даришь? Не по масти тебе, лох копеечный, со мной блатоваться.

– Как-как, ты?.. Пераскея!.. – просипел было Ван, а холод и жар раскатились по жилам и стиснули грудь. Он упал. Из кровати с его стороны выползла чёрная, похожая на крупную гадюку змея. Тьма накатилась на Вана, дыхание спёрло, он ослеп в один миг, и сердце надулось и лопнуло.

«От любви!.. Больно-то как, матушка, от любви!..» – в последний миг подумал он, и утонул в мёртвом омуте.

*************

«Лежала Мать Сыра-Земля во мраке и стуже. Мертва была – ни света, ни тепла, ни звуков не знала, никакого движения. Сказал тогда вечно юный, вечно радостный, светлый Ярила: "Поглядим сквозь тьму кромешную, хороша ли Мать Сыра-Земля, пригожа ли, придётся ли мне по сердцу?". И пламенным взором в один миг пронзил слои мрака. Где Ярилин взор пронзал тьму, там вставало красное солнце. Мать Сыра-Земля пробудилась, как невеста на брачном ложе раскинулась. Жадно пила она золотые лучи, томящая нега по ней разлилась, и услышала она глас Ярилы: "Ой ты гой еси, Мать Сыра-Земля! Полюби меня, бога светлого, за любовь твою, украшу я тебя синими морями, жёлтыми песками, зелёной травой-муравой, цветами алыми и лазоревыми…". Понравились Земле Ярилины речи, полюбила она бога светлого, и от жарких его поцелуев разукрасилась рощами и цветами, морями синими, лесами тёмными, реками серебряными, озёрами медными. И всё жило, и всё любило, и всё пело хвалебные песни отцу Яриле и Матери Сырой Земле».

– Вот тебе «что-нибудь про любовь», как ты хотела, – закончил свою сказку Кощей. Ксюша легла на тетрадь – всё равно не могла держать карандаш толком. Заниматься ей не хотелось. Город за окном дремал под толстым снежным покровом. Знакомые дома, остовы машин на парковке, руины через дорогу – всё замело-забелило, как уродливый торт «Везувий», который они с Беллой пытались скрыть под пышной кремовой шапкой.

Синяки почти все сошли, остались только крупные жёлтые пятна, но и те постепенно рассасывались. Ксюша похудела как жердь и ослабла. Костяшки пальцев набухли, выступили и посинели вены под кожей. Она не ухаживала за собой, и подолгу таскалась в одной и той же одежде, хотя гардероб и так с каждым годом редел.

Но давила совсем не болезнь, а бремя на совести, с которым Ксюша проживала всю Долгую Зиму. Один змеиный укус переломал столько жизней! Но, главное – разрушена золотая мечта Ксюши, которую она почти осязала. Теперь она думала, что мечта эта – о воле. И Саша, и их тайный дом, и уговор жить в любви – всё это заключалось в желании освободиться. Как же больно – снова засесть за уроки Кощея и торчать в опостылевшей Башне! Тайный дом плохо отапливался для зимних морозов, но ничего, они с Сашей как-нибудь выкрутились бы, пережили, в конце концов в доме есть печь, они могли бы топить грибами – перетерпели бы как-нибудь, зато вместе. Вся

жизнь Ксюши могла пойти по-новому и превратиться в одну большую добрую сказку.

– Ну, и какой он? – спросил Кощей. Ксюша удивлённо приподняла голову. – Очевидно, что за лето ты нашла себе какого-то друга, – по своей гадкой привычке Узник не смотрел на неё, а скользил мимо глазами, и неясно, когда эти глаза цепанут тебя, и как крючок вытянут на поверхность. – Должно быть, этот мальчик обладает хорошей физической формой или притягательным характером, раз смог произвести на тебя должное впечатление и заставить нарушить мои приказы – снять шлем, показать лицо, заговорить с ним, пробраться ради него в мой сад – верно?

Ксюша моргала, пытаясь решить, с чего это Кощея развезло на разговоры? Она не могла припомнить, чтобы Узник когда-нибудь ошибался на счёт неё, но сейчас он говорил совершенно не о том, невпопад, и не про её любовь – это уж точно!

– Надеюсь, кроме шлема, ты комбинезон ради него не снимала?

– Нет. – Брякнула Ксюша.

Кощей мимолётно глянул на неё: «Врёт, или нет?», и тут же снова отвёл глаза куда-то ей за плечо.

– Я должен предупредить тебя, со всей ответственностью, что половые контакты с жителями города – небезопасны. Все кутыши и бандиты заражены опасной… инфекцией. Она передаётся половым путём и вызывает опасные заболевания, что в девяносто девяти процентов случаев приводит к летальному исходу. Я не запрещаю тебе заводить отношения, но ваша любовь должна оставаться исключительно в платонической форме, без физической… реализации. Я очень надеюсь, что ты понимаешь всю серьёзность и небезопасность интимных отношений с местными жителями и не допустишь их впредь.

Ксюша поняла только одно: он повторяется со словом «опасно», и говорит так противно, что хочется, как маленькой убежать из столовой. То, что кутыши – все больные, обожжены чадью, у них серая кожа из-за подвальной жизни, махра в лёгких и плохие зубы – она и так знала. Теперь к этому добавилась ещё и какая-то «опасная половая инфекция».

– Кто этот мальчик? Надеюсь – он не бандит?

– Нет, – буркнула Ксюша как на допросе. Почему она вообще должна сознаваться?!

– Что же, тебе должно быть очень интересно с ним. Но пусть дружба остаётся только дружбой, ты понимаешь? Человеческое существование построено таким образом, что первый опыт – самый яркий, но на то он и опыт, чтобы в дальнейшем пригодится для более важных и ответственных отношений. Я могу абсолютно точно гарантировать, что после этого мальчика у тебя в жизни будет как минимум ещё один мужчина. Надеюсь, ты соблюдёшь правила и не истратишь себя на первый опрометчивый опыт. Все эти разговоры о любви и побуждения – на практике в человеческом социуме приводят к…

Кощей наконец-то замолк, видимо, понял сам, что кривая дорожка совсем не туда его завела. Он встал с вороном на плече и направился к двери из столовой.

– Если планируешь дальше встречаться со своим молодым человеком, я положу в аптечку средства предохранения. И ещё кое-что… – Кощей обернулся возле порога. – Начинай хорошо питаться – твой мальчик бросит тебя, если увидит в таком состоянии. Мужчины любят глазами.

Кощей вышел и дверь закрылась. Ксюша громко сказала: «Дый!». Плексигласовые окна в столовой почернели, включился электрический свет. В гладком отражении Ксюша увидела заморенную, костлявую, с ввалившимися малахитовыми глазами девчонку. Такой тени за малым осталось лечь в землю, сложить на груди руки и умереть. Если бы такой её в первый раз встретила Саша, то испугалась бы Серебряны, как Бабы-Яги. Кощей прав – к весне нужно поправиться и привести себя в полный порядок. От следующей встречи с Сашенькой очень много зависело. Раньше Ксюша боялась думать об этой встрече, как о тяжёлом судилище и раскаянье по вине, а теперь представляла, что всё у них с Сашей поправится, и она, конечно, простит её… как бы там не сложилось, Ксюша жить дальше не сможет, если опять не увидится с ней и не поговорит.