Берегись, Ангел!
Шрифт:
Смесь горечи с виной убивает не хуже никотина, но я сижу в тачке и жду, когда мелкий подаст знак. А если его не будет? Ломиться во все квартиры?
Чтоб тебя, а?!
Сжимаю руль, не отводя взгляда от здания. Телефон разрывается от звонков, но я даже на экран не смотрю, потому что знаю, кто вдруг вспомнил, что у него есть сын.
Выдыхаю, когда вижу три вспышки света в одном из окон, и откидываюсь на спинку сиденья. Мысли убивают, а перед глазами рана на лбу. Твою мать!
Хочется разнести к чертям лицо
Снова даже пальцем не шевелит!
Так оставлять ситуацию нельзя. Беру телефон и набираю номер Янкевича.
— Малой, я же тебе сказал, что еще не знаю точной даты. — Бросает недовольно вместо приветствия.
— Я не поэтому звоню, — сглатываю противную слюну, потому что не могу избавиться от гадкого чувства, которое ужом вертится в грудной клетке, — помощь твоя нужна.
— Как интересно, — выдает на выдохе, — не телефонный разговор, так понимаю. Приезжай.
— Уверен, что это нужно? — Спрашивает Олег, когда мы пакуем отчима Лики и везем за город. — Нет, он упырь, не спорю. Только как бы хуже не сделать. Может, в опеку дать сигнал?
— Чтобы мелкого забрали? Не вариант. — Стучу пальцами по панели и слежу за дорогой, которая хорошо видна, ведь листья с деревьев практически опали. — Таких только кнутом, пряник не предусмотрен.
— Хорошо, ты только в руках себя держи. Мальвинка? — Зовет девушку, которая сидит на заднем сиденье его машины. — Все помнишь?
— Да, Олеж. Все помню. Молчать и делать, как скажут. Я не тупая. — Пищит она, а я усмехаюсь тому, как она театрально закатывает глаза.
МХАТ по ней плачет. Мы сворачиваем на небольшую полянку, и Олег глушит мотор. Сжимаю кулаки, а Янкевич поворачивается и стучит по баранке.
— Может, все-таки к ментам? Знаешь, дерьмо не трогай, и вонять не будет. — Он усмехается, а я отрицательно качаю головой. — Я подсуечусь. Только не знаю, Кабан в городе или нет.
— Сейчас нужно что-то делать, а наши службы без пинка с места не сдвинутся. — Привожу ему веский довод, после чего он кивает.
— Верно, но мое предложение в силе. Погнали. — Выбираемся из тачки и достаем придурка из багажника.
— Что за беспредел?! Совсем что ли с катушек съехали, пацаны?! — Орет с идиотской улыбкой на губах. — Вы меня с кем-то спутали.
— Нет, не спутали. Ты не ори. — Янкевич ставит его одним ловким движением на колени, а я выхожу вперед. — Голова болит.
— Да вы чего, парни?! — В глазах у пьянчуги явный страх, особенно когда я наклоняюсь.
— Конструктор где?
Всего один вопрос, а у меня кровь закипает. Хочу просто бить, пока кровью не захаркает, а останавливают лишь голубые глазища. Отец все-таки. Не простит меня малой.
— Где. Конструктор? — Цежу сквозь зубы, а этот недалекий улыбается.
— Так,
— Бинго, — самообладание медленно улетает в трубу, и я хватаю его за грудки, — где конструктор?
— Да, у Лысого в лавке. Так бы стразу и сказал, а то в лес… — Мямлит мужик, переводя взгляд с меня на Олега. — Ребят, вы чего? Ну продал. Трубы горели.
— Трубы горели, — повторяет за ним Янкевич, а я смотрю на бедолагу без отрыва, стараясь запомнить, как выглядит жалкий ублюдок, — Мальвинка, твой выход!
— Что? — Растеряно говорит отчим Лики, а я киваю Олегу, который подходит со спины и зажимает мужика так, что он и пошевелиться не может. — Ребята, вы чего творите?! За какой-то конструктор… Э-э-э, зачем это? — Спрашивает, когда я беру его руку и задираю рукав до плеча.
— Не сопротивляйся, а то вену проколет. — Цежу сквозь зубы и морщусь от омерзения, представляя, как эта тварь бьет Лику.
Внутри все клокочет от одних только мыслей, и я крепче сжимаю плечо, пока та самая Мальвинка грациозно достает жгут и перетягивает его выше локтя.
— Пациента успокойте, а то могу не попасть. — Говорит, поднося шприц, предварительно спустив с него воздух.
— Что за… — У мужика лицо белеет, когда игла приближается к вене.
— Не бойся не сдохнешь. — Янкевич усмехается, а Мальвинка мастерски ставит укольчик.
— Вот и все. — Девушка хлопает бедняге по щеке и уходит, виляя бедрами.
Олег отпускает пациента, а я не сдерживаюсь. Четкий удар правой, и урод лежит на земле, потирая лицо пальцами.
— Малой, ну сколько раз говорить, — кривится Янкевич, пока я часто дышу, тщетно ловя успокоение, — бить надо, чтобы следов не оставалось. Забыл?
— Нет, не забыл.
Мужик даже подняться не пытается, только смотрит испуганно, потирая руку.
— Не понимаешь, за что прилетает? — Спрашиваю, подходя ближе. — Я тебе объясню. На детей руку нельзя поднимать, или ты это не знаешь? — Удар, и пьянчуга стонет. — Еще раз ее тронешь, я тебя в землю зарою заживо. Понял? — Еще один удар, и сопливый стон. — Игрушку у сына отнимешь, сделаю то же самое. — Снова бью, но не со всей силы, потому что боюсь ненароком прикончить.
Раз, два, три…
Олег помещает руку мне на плечо и заставляет вернуться в реальность, пока пьянь елозит по земле.
— Тебе для справочки, — присаживаюсь рядом с ним, — если выпьешь хоть стопочку, то отправишься на кладбище. Считай, что получил бесплатную кодировку.
Хлопаю ему по плечу и иду в машину, где меня начинает трясти, словно током бьет.
— Держи. — Мальвинка подает мне бутылку с водой, а Олег тяжело вздыхает, глядя на отчима Лики.
— Никогда не понимал таких. Трогать детей, пить… Это же дно. — Янкевич прищуривается, заводя мотор. — Уверен, что хочешь оставить его здесь. Может, добросим до города?