Бери и помни
Шрифт:
– Быстрей бы уже! – сетовала Селеверова, закрыв за дочерями дверь, и включала телевизор, с экрана которого диктор вещал о пользе солнечных ванн и здорового образа жизни, предлагая домохозяйкам заняться аэробикой.
Римка раздевалась и, оставшись в трусах и лифчике, старательно задирала вверх ноги, постоянно сбиваясь со счета, который вела красавица инструктор. В последние полгода единственным ее развлечением стала новомодная телепрограмма «Доброе утро». В отличие от мужа-коммуниста Селеверова радостно приветствовала наметившиеся
При слове «перестройка» Римка испытывала странное волнение. Она даже собралась поступить на вечернее отделение строительного факультета Политехнического института, но вовремя остановилась. Муж, все чаще и чаще возвращавшийся с работы чернее тучи, идею не поддержал.
– Бардак! – жаловался Селеверов Дусе, исключив жену из списка достойных собеседников.
– Упаси господи, – соглашалась с ним Евдокия, не понимая, о чем вещает Хозяин.
– Много ты понимаешь, – надменно говорил Олег Иванович, уплетая за обе щеки знаменитые Дусины котлеты.
– Ничего не понимаю, Олег Иванович, – признавалась Ваховская и заводила набившую оскомину всем Селеверовым песню, что не надо отпускать девочек из города, что опасно и контроля никакого. – Это надо же! Мосты собралась строить, – причитала она над решением Анжелики отправиться в Ленинград, в знаменитый ЛИИЖТ, Институт инженеров железнодорожного транспорта. – Это что, девичье дело?
– Зато перспективно, – пожимал плечами Селеверов, никак не пытавшийся повлиять на дочерний выбор.
– Очень перспективно! – встревала в разговор Римка. – Всю жизнь в командировках: ни мужа, ни детей.
– Правильно, – поддерживала ее Евдокия. – Не женское это дело – кувалды таскать. Шла бы в учительницы, и уезжать никуда из дома не надо.
– Пусть едет, – махал рукой Олег Иванович, не веря в успех затеянного Анжеликой предприятия. – Город посмотрит. Испугается – вернется. Туда поступить еще надо…
– Одну ее в Ленинград не пущу, – заявила Римка.
– Я могу поехать, – наивно предложила свою помощь Дуся, как она это делала когда-то.
– Дома сиди, – оборвала ее Римка. – Пусть Олег едет.
– Кто это меня сейчас отпустит? – поинтересовался Селеверов.
– Сам себя и отпустишь. Твоя дочь – ты и поезжай.
– Вон пусть Евдокия с ней едет, – кивнул Олег Иванович и засунул в рот целую котлету. По подбородку потекло масло.
Селеверову передернуло:
– Ты у себя на работе так же ешь? Или по-другому?
– Я у себя на работе вообще не ем, – с набитым ртом пробурчал Олег Иванович.
– Вот и не ешь, – съязвила Римка. – Это ж не дом, где все можно! В трусах за стол. Руки – об майку. Тошнит прямо!
Селеверов молча дожевал котлету, Дуся протянула ему полотенце, чтоб Хозяин вытер масляные руки, но тот не воспользовался ее предложением. Медленно встав, медведем навис над женой и тщательно вытер
– Олег Иванович! Что вы?! – бросилась к нему Ваховская. – Разве ж так можно?!
– Не встревай, Евдокия, – остановил ее Селеверов и нарочито нежно поинтересовался у жены: – Не вырвало?
Римка в долгу не осталась и браво двинула мужу снизу в подбородок. Получился апперкот, правда неспособный нокаутировать противника. Олег Иванович брезгливо обтер лицо и абсолютно спокойно положил руки на плечи жене. Дуся попыталась влезть между супругами, но даже ее гренадерской силы не хватило для того, чтобы сдвинуть Самого с места.
– Ты что же это, Муся, ручонками машешь? Никак смелая стала?
Римка, сжав губы, молчала и не отводила от лица мужа гневного взгляда.
– Осме-е-елела моя Мусенька… Осме-е-елела…
– Пусти! – рыпнулась Римка, но тут же была водворена властным взглядом Селеверова на место.
– Ку-у-уда?
– Олег Иванович! Что вы? – залопотала Дуся, невольно вынужденная наблюдать отвратительную семейную сцену.
Селеверов, не поворачиваясь, отдал приказ:
– Иди к себе, Евдокия. Кому сказал?
– Не пойду, – решительно отказалась Ваховская и приблизилась к Хозяину. – Не мужское это дело – женщину бить, – строго произнесла она ему в затылок. – Нельзя. Бог накажет… Она вам детей родила… Вырастила… А вы?
Опешивший от непонятно откуда взявшейся Дусиной храбрости, Олег Иванович ослабил хватку и повернулся к Евдокии.
– Скажи ему! – завизжала Римка и отскочила на безопасное расстояние. – Сволочь!
– Убью-у-у! – взревел Селеверов и бросился за женой.
– Что вы делаете?! – в отчаянии закричала Ваховская и преградила Хозяину путь. – Не надо!
От Дусиного вопля Олег Иванович замер и безвольно опустил сжатые в кулаки руки.
– Извела она меня, – только и выдохнул он в Дусино лицо и сгорбился.
– Не надо, – жалобно попросила Евдокия и заплакала. – Что же вы-ы-ы…
– Пусти. Не трону я ее. Руки марать неохота…
Ваховская посторонилась. Селеверов, шатаясь, вышел на лоджию, хватая ртом воздух. В груди пекло с такой силой, что перехватывало дыхание. Согнувшись вдвое, Олег Иванович потер грудь. Не отпускало.
– О-о-ох, жжет… – простонал Селеверов и встал на колени. – Подыхаю, что ли? – только и успел вымолвить тот и ткнулся лицом в пол.
– Римма! – заголосила Ваховская и бросилась к Хозяину наперегонки с растревоженным Лордом. – Римма!
Напуганная криком, выбежала Селеверова. Охнула, склонилась над мужем, рванула на нем майку, увидела расчесы и поняла.
– «Ско-о-орую»! – заорала она истошно при виде синего треугольника от носа к подбородку. – Зво-о-ни!
Трясущимися руками набрала Дуся спасительные «ноль три» и продиктовала адрес.
– Что там у вас? – поинтересовался диспетчер и, выслушав сбивчивый рассказ абонента с подробным перечислением симптомов, буднично обнадежил: – Ждите.