Беркут
Шрифт:
— Как всегда, порядочен до невозможности. Так что, ты не поделишься своей кровью? Из министерства мне дают пару склянок от тех, кто отменно регенерирует, но это же на совсем тихую ночь. Точно не хочешь помочь старому другу?
Ангел, глядя своими кроваво-красными глазами, даже более насыщенными, нежели у самого Шарля, не произнес ни слова и не шевельнулся. Он застыл в вежливой позе пропускающего, ожидая, когда вампир таки покинет помещение.
— Нечего надо мной издеваться, даже пока ты молчишь я все чувствую! — неживой выглядел немного по-детски, когда так недовольно предъявлял претензии
Спустя несколько мгновений, после приветствия и подсчета ран на величайшем воине столицы, молодая госпожа Айяр мягким тоном обратилась к многорукому.
— Лимар, я обо всем договорилась, — она открыла один из ящиков своего стола и вытянула оттуда склянку с жидкостью, будто вместившей в себя всю эссенцию темного времени суток. Глубокий синевато-черный цвет, усыпанный мириадами мелких блестящих частичек, напоминающих звезды. То был не космос, но удивительно завораживающее ночное небо. Жидкость явно непростая, но ни врач, ни пациент не удивились ей.
— Как ты спишь? На сколько хватает одного бутылька?
Ангел тяжело вздохнул и сложил свои руки вместе у уха, а затем помахал ладонями вокруг головы. В ответ на второй вопрос он показал два пальца.
— Понимаю. Я напишу тебе рекомендацию к повышению дозы. Уверена, ты и без моих наставлений справишься помалкивать, но все же не говори, как часто раньше принимал, если спросят — отвечай про назначенное количество. Мне известна твоя ситуация, но с точки зрения закона я не смогла бы повысить тебе дозу, меняй ты схему лечения. А говорят, ангелы порядочные… — девушка беззлобно хихикнула и отдала бутыль с зельем благого сна в одну из рук мужчины.
Тот стыдливо опустил глаза, но принял склянку. Не в его привычках нарушать Порядок… но кошмары были невыносимыми. Иногда ему казалось, что скоро и внутреннее ощущение связи с Монадой исчезнет, ввергая его в смятение без ориентиров в водовороте жизни.
— Я просто шучу, здоровяк. Давай теперь займемся ранами. Тела у вас, конечно, покрепче наших, но это ведь не значит, что надо их забросить, согласен?
Тита говорила будто сама с собой — ангел не ответил ей и даже не кивнул, но той казалось, что на каждую фразу у посетителя был ответ. Со временем, проведенным в компании ангелов разных сортов, от Верховной ангела Астиэн до рядовых бойцов в тяжелых ситуациях, постепенно научаешься… ощущать Порядок. Именно ощущать, понять его почти невозможно, не будучи представителем многоруких бола. И даже они не могли выразить мистическое знание полностью.
Ангелы в особых случаях пытались разъяснить свою точку зрения на конкретный вопрос в конкретной ситуации, однако посвятить незнающих во всю систему, что есть в их головах на интуитивном уровне, не могли при всем желании.
Доктор продолжала работу со своим важным гостем в молчании, ощущая при этом, как от ее касаний мужчина не дергается… но дрожит время от времени без видимой на то причины. И все же наблюдательная Тита поняла, в чем дело. Он заметил чужую кровь.
Одно пятнышко пробуждало все тяжелые воспоминания, от которых на глазах проступали слезы. Врач быстро убрала красный след, а после приобняла верзилу. Даже слабоэмоциональный ангел был бессилен перед
Цена знаний
— Держись, милая… все будет в порядке, дорогая, только…
Резкий крик боли прервал Офрессу. Ее девочка корчилась в постели всю ночь, а сегодня и вовсе не переставала изливать свои муки в страдальческих стонах.
— Мама… я… гха-ах!..
Старшая демонесса видела такую сцену уже не единожды. И могла помочь лишь после ее завершения. Пока у дочери не закончится приступ, зелья лечения бессильны. Всякий раз в столь тяжелое время сердце женщины переполняли ужас и страх: вдруг именно эти терзания ее чада станут последними?
Страшнее всего то, что даже любящая мать иногда срывалась на ужасные мысли. Не лучше ли смерть, чем такая боль?
— Мам… здесь… так пусто… мне нравится… запах… Ннгх!.. Хочу…
— Передохни, ветерочек, не напрягайся. Чего ты хочешь, дорогая?
Офресса не могла помочь ничем дельным. И все же она была матерью — и сдаваться, не испробовав каждый известный и неизвестный методы, не собиралась. Потому любую мелочь, которую хотела дочка, она выполняла.
— Чаю… нет, того отвара… нагрей воду, но не кипяти, разбавь. мне нравятся те. корни, помнишь? На столе в…
Девушка изошлась влажным, хриплым кашлем. На каменной тумбе рядом с ней стояли милые растения, что были добыты за самой границей города. Множество небольших цветков, похожих на крохотные колокольчики пурпурно-розового оттенка, усеивали стебель, у основания которого расположились большие стреловидные листья.
Офресса погладила дочь по голове, едва не дрожа от ужаса. Кашель был и раньше, но теперь вдобавок ко всему ее малышка хрипела.
— Конечно, сейчас сделаю. Потерпи немного, я скоро.
Демонесса вышла из комнаты, не закрыв дверь до конца, чтобы в случае чего тут же метнуться обратно. Конечно, она мало чем могла бы помочь — но это не повод не реагировать.
В то же мгновение, как матушка ушла на кухню, Федра, собрав все свои силы, оборвала лист с принесенных ей цветов… И принялась жевать. Медленно, планомерно, словно вытягивая каждую каплю растительного сока внутри.
«Только бы мама скорее принесла эту штуку…»
Прожевав и проглотив лист, она как могла спокойно улеглась обратно на подушки.
Боль каждый раз становилась все ужаснее — но не будь этой боли, Федра бы ничего не знала. Ни о себе, ни о ситуации вокруг нее.
Дар девушки был могуч. Несколько раз ей удалось услышать речь отца с неким человеком. Почтительное отношение Вуннара к собеседнику выдало в том самого императора. Однажды, проведя впоследствии почти септиму — семь жутких ночей — в тяжелых муках от болей в груди, она даже застала Тавана Айяра за работой в своем зачарованном поместье.
Великая семья Айяр — колыбель Чароломов — отвечала за создание барьеров и противодействие прочему колдовству. Их особняк был неприступен многие тысячелетия, оборонная система совершенствовалась с каждым новым главой семьи. И пускай волшебство в нем сильно пострадало, никто не мог войти внутрь без дозволения хозяев. И такой подвиг демонессы красноречиво говорил о силе ее дара.