Берлин: тайная война по обе стороны границы

Корнилков Аркадий Николаевич

Я, естественно, иду дальше: так что же это за старый «должок»?

Мой собеседник с трудом, неохотно, стал пояснять суть дела. Это было еще раньше. Тогда со мной работал другой ваш сотрудник. Я передал ему рукописные копии с трех удостоверений офицера американской военной разведки, работавшего часто в лагере беженцев из ГДР Мариенфель-де; он спекулировавшего гуманитарными посылками и товарами американского Красного Креста. Мои друзья помогали ему при сбыте, но он часто даже не платил за их работу комиссионные, обманывал их или платил жалкие гроши, не возмещавшие даже расходов при перепродаже.

Естественно, росло их возмущение таким беспардонным поведением американского партнера. Решали коллективно: как

отомстить ему?

Реально это можно было сделать только при условии, если они будут знать: где конкретно и кем он служит? кто его начальник? какой номер его служебного телефона?

Об обращении в местную полицию думать не приходилось, так как за друзьями имелись грешки уголовного характера.

Сказано — сделано. После очередной удачной акции по сбыту посылок Красного Креста и вручения в ресторане выручки американцу, он опять «задержал» выплату комиссионных подельникам. Тогда его уломали на обильное угощение участников сделки. В ходе выпивки один из комиссионеров вытащил у американца бумажник с документами и деньгами, а пьяного хозяина срочно отправили домой на такси. После этого друзья-уголовники изучили документы американца, сняли с них рукописные копии, записали номера служебных телефонов в американских учреждениях, в которых он числился работающим. Деньги не тронули из-за принципа, чтобы не выглядеть ворами, оставили все в сохранности. Копии служебных документов передали нашему «Комиссионеру», так как он единственный из них мог сносно читать и говорить по-английски. Он же должен был потом жаловаться американскому начальству по телефону на офицера американской армии, ворующего гуманитарные посылки из лагеря Мариенфельд.

На другой день незадачливый американский партнер по спекуляции явился в тот ресторан в поисках своих пропавших документов. Ему сообщили, что их «случайно» обнаружили под стулом, на котором висел его пиджак.

Попросили в присутствии всех пересчитать деньги, проверить все ли документы на месте. Американец подтвердил публично, что все в порядке, деньги и документы целы, все на месте. Тогда от него потребовали «отблагодарить» их за находку и обеспечение сохранности денег и документов, что он и сделал.

Исполнить планы друзей-комиссионеров нашему помощнику не пришлось. Их американский посредник вскоре после этого происшествия исчез из поля зрения. Основания для жалоб американскому командованию отпали, а копии удостоверений оказались в распоряжении советской военной контрразведки.

Это были интересные для исследователя документы. По одному удостоверению американец-спекулянт значился офицером связи главной американской квартиры на Клей Аллее в Целендорфе с сенатом Западного Берлина. По другому документу он числился руководящим сотрудником американского Красного Креста в Западном Берлине, а по третьему он был офицером американской военной разведки. И все в одном лице.

Конечно, о своем «должке» перед западноберлинской братией наш помощник скромно умалчивал перед нами, что и привело его в объятия полиции в Демократическом Берлине.

Все происходящее, безусловно, осложнило на время решение наших текущих задач. «Комиссионеру» пришлось менять место жительства и род занятий, порвать все отношения с бывшими братками. А я получил соответствующее внушение по службе за недостаточную воспитательную работу со своими агентурными кадрами.

Припоминается еще один поучительный для оперработника случай, который преподнес мне этот «Комиссионер». Очередная встреча с ним у нас была назначена в центре Берлина, на Александрплатц. Мы попытались было заглянуть в ряд кафе и ресторанов на площади, но нигде не было свободных мест — время обеда. Тогда я предложил ему пройти в уже известный мне спокойный ресторанчик, расположенный в двух кварталах от центра города. Мы пришли в этот район — остатки старой Берлинской городской

стены, где размещался ресторан под названием «Цур лецтэн инстанц» («Последняя инстанция»). Подойдя к двери ресторана, я предложил спутнику пройти впереди меня. Он остановился, недоуменно посмотрел на меня и с выражением смятения на лице резко заявил: «Вы мне предлагаете войти сюда? Ну, уж нет, я не заслужил этого!» — и, повернувшись, пошел прочь от меня.

Я с трудом догнал своего помощника. Вижу его открытое недовольство моим предложением посетить этот немноголюдный ресторанчик, но никак не могу взять в толк, чем же я вызвал у него такое сильное раздражение. Мы устроились для беседы в одной из закусочных. Собеседник был немногословен, сдержан, явно чем-то озадачен, сбивался с темы намеченного ранее разговора. В заключение встречи он, собравшись с духом, резко заявил мне: «Я не ожидал от вас такого отношения ко мне! Если вы недовольны нашим сотрудничеством, то скажите прямо. Я понимаю, основания для этого у вас могут быть, особенно после знакомства со следователем в полицайпрезидиуме.

Но я прошу еще раз: скажите мне об этом прямо, открыто, без намеков, а не как с этим предложением посетить «Последнюю инстанцию».

Ответ ошеломил меня:

— У моих бывших товарищей по бизнесу она имеет свое символическое значение! Больше меня туда не приглашайте! У него дурная слава!

Видя озадаченное выражение моего лица, он в сердцах бросил:

— Сходите в Берлинский краеведческий музей и там все узнаете про этот ресторан!

Делать нечего. Надо срочно пополнять свои знания по оперативной обстановке в городе. В ближайшее же воскресенье иду в Берлинский краеведческий музей (Museum fuer Heimatkunde).

Музей создан руками людей, действительно любящих историю своего города. Это видно по поведению экскурсоводов, оформлению стендов, любовному сохранению и оформлению реликвий, собраниям графических рисунков художника Хейнриха Цилле. Он с юмором отображал в этих рисунках жизнь простых людей на городских окраинах.

В собрании музея были также исторические схемы развития и становления города из провинциального местечка в столицу прусского государства. При ознакомлении с чертежами старых границ города и фотографиями остатков сохранившейся городской защитной стены наталкиваюсь на целый стенд, посвященный истории ресторанчика «Последняя инстанция».

Раньше, когда город находился еще внутри защитной стены, этот ресторанчик разместили непосредственно в ней, вблизи от городских ворот.

Был в средние века такой обычай: всех преступников, осужденных на смертную казнь, выводили за стены города и вели к месту казни мимо это ресторана. Осужденный имел право на последнее волеизъявление. Он мог с разрешения охраны зайти в этот ресторан и угоститься бесплатно, за счет казны, после чего шел к месту экзекуции.

Именно поэтому данный ресторанчик и получил название «Последняя инстанция», то есть последняя в жизни перед смертной казнью. Таков исторический смысл его названия, сохранившегося и в наши дни.

В уголовной среде его название имеет символическое значение. Им пугают сообщников, не очень твердо исповедующих законы уголовного мира или решившихся на заранее обреченную на провал какую-либо бессмысленную преступную авантюру, при реализации которой ничего, кроме тюрьмы или казни, нельзя ожидать…

Дважды перечитал стенд, посвященный истории этого заведения. Да… Не знал я этого ранее! Безусловно, с моей стороны, с учетом прошлого нашего агента, было бестактно и большой ошибкой приглашать его сюда на бесплатное угощение. Это могло быть истолковано как скрытая угроза. Пришлось сообщить на следующей явке моему соратнику о посещении Берлинского краеведческого музея и принести свои извинения за плохое знание местных условий. Нормальные служебные взаимоотношения были восстановлены.