Берлин: тайная война по обе стороны границы

Корнилков Аркадий Николаевич

Что мы написали, помню и сейчас. Слишком уж велика была цена каждой буквы в этом ответе. А мы ответили примерно такими словами: «Источник информации надежен, сомнений не вызывает. Разговор по известному вам телефону происходил: дата и время события». Этого раньше в нашей ориентировке не указывалось, так как тогда, видимо, посчитали это несущественным. Такие детали сейчас могут пригодиться.

Они действительно пригодились и решили исход дела. Примерно через полгода после ответа из Потсдама, в третий отдел из Ростока поступила радостная для нас информация. Подозрения с начальника политотдела было полностью снято. Он имел железное алиби, так как в день известного нам телефонного разговора находился в командировке. Был в море на учениях флота. Его телефоном, а тот был установлен в его номере гостиницы штаба ВМФ, в которой

жил вице-адмирал, ловко воспользовался в его отсутствие другой офицер военно-морского флота ГДР, капитан-лейтенант по званию, сотрудник штаба.

Последний был изобличен как агент разведки противника. Об этом, несколько позже, облегченно проинформировала третий отдел военно-морская контрразведка ГДР. А я с облегчением подумал, что не пропали напрасно мои плановые старания. Больше веры стало и первоисточнику информации из-за кордона, давшему нам знать о приезде неизвестного связника в Росток.

Путч в Венгрии в октябре 1956 года резко осложнил оперативную обстановку в ГДР. В ФРГ сразу активизировалась деятельность всех органов военных разведок стран НАТО. Это достоверно известно сейчас. А как же это сказалось на нас, сотрудниках военной контрразведки, в то время?

С получением первой информации о боях в Венгрии были резко повышены требования к мобилизационной готовности всего личного состава. Далее, резко возросли требования к оперативности получения информации от закордонной агентуры. В воздухе ощущалась явно предгрозовая атмосфера.

Буквально на второй или третий день после начала событий в Венгрии меня подняли через посыльного около 6 часов утра с приказом срочно явиться к месту службы. Бегу из жилого городка в служебный.

При входе в Управление меня встречает… начальник учето-архивного отделения. Этот «сухарь», который учил меня сдавать дела в архив. Тут же он едко бросил мне, что из-за меня ему спать не дают, когда все порядочные люди отдыхают, и сунул мне в руку учетную карточку с псевдонимом сданного мною в архив дела агента «Франца» со словами: «Иди срочно к начальнику своего отдела и докладывай сам!» Я недоуменно посмотрел на него и на данную мне карточку и побежал наверх.

В кабинете начальника третьего отдела полковника Устинова кроме хозяина кабинета оказался также один неизвестный мне до этого офицер, подполковник по званию с петлицами связиста. Я доложил о прибытии. Незнакомый мне подполковник с неподдельным любопытством сразу засыпал меня градом вопросов, указывая на карточку в моей руке: «Так это вы работали с «Францем»? И почему же вы решили, что он дезинформатор? Почему вы прекратили сотрудничать с ним?» Устинов прервал эту атаку своим вопросом: «Почему я не знаю этого агента? Ведь, судя по происшедшему, я должен был знать о его возможностях!»

Я доложил начальнику отдела, что «Франц» находился на связи у начальника отделения, а я, в учебном порядке, провел вместе с Мухачевым лишь две последние встречи и сдал его дело в архив. Кто подписывал от имени руководства это заключение, я не помню. Все попытки, а делалось шесть запросов в разные инстанции в Москве, уточнить суть информации, получаемой от «Франца», окончились безрезультатно. Никто в центре не посчитал ее заслуживающей оперативного внимания. Ввиду этого и было принято решение о прекращении сотрудничества, что я и сделал.

Тут следивший за моим докладом офицер, а это оказался представитель радиоконтрразведки подполковник Ворона, не выдержал, встал из-за стола и продемонстрировал мне из толстой папки документов пачку только что расшифрованных радиограмм американского разведцентра. «Да как вы смеете это утверждать?! Дезинформатор?!

Только этой ночью мы дешифровали с помощью кодов, полученных через вашего «Франца», около двух десятков телеграмм, адресованных агентуре в ГДР! Как оказалось, коды предназначались для связи с агентурой в предвоенный и военный период. Сейчас этот период, по мнению американцев, уже наступил — коды заработали. Теперь вы понимаете, что все это значит?»

Я бегло просмотрел несколько радиограмм. Боже мой, что это была за информация! В первом документе ставились задачи агенту, явно работающему на железнодорожном узле, детально, со сроками исполнения. Во втором документе указания давались агенту-женщине, портнихе по специальности, владеющей русским языком.

Помню такую деталь в ее задании по выявлению мобилизационных признаков

среди жен офицеров: «Жены каких офицеров по званию и положению срочно отзывают свои заказы на пошив одежды, — служащих в штабах или проходящих строевую службу?» А в третьей шифровке речь шла, по-видимому, о резиденте, так как ему вменялось в обязанность уточнять поступающую информацию о передвижениях войск сразу у нескольких лиц.

Я был, конечно, просто оглушен полученной при беседе информацией и тяжело задумался о своей роли в данном деле. Устинов сказал, чтобы я шел на свое рабочее место, а он срочно вызывает к себе моего начальника отделения для решения вопроса, можно ли вообще что-либо предпринять, чтобы поправить ситуацию и восстановить связь с «Францем».

После прихода Мухачева и его доклада начальнику отдела мы пришли к выводу, что поправить положение мы не сможем, где сейчас находится «Франц» — мы просто не знаем, да и захочет ли он иметь с нами дело, когда мы оттолкнули его руку, протянутую нам. Чувствуя мое состояние, Мухачев сказал: «Ну, не все так уж плохо! Хотя «Франца» и нет с нами, а полученная через него отрывочная информация о кодах уже действует. Ты же видел папку дешифрованных радиограмм! Значит, работа с ним была не напрасна!»

Октябрь — ноябрь 1956 года. Вооруженные столкновения в Венгрии и последовавшее затем резкое возрастание напряженности в Западном Берлине. Здесь, в открытую при поддержке спецслужб НАТО, формировались колонны погромщиков на базе лагерей беженцев из ГДР, особенно в Мариенфельде как самом крупном лагере беженцев Западного Берлина. Погромщики готовились в Демократический сектор города Берлина под лозунгами: «Разъясним братьям на Востоке правду событий в Венгрии!» Разъяснение, убеждение — дело мирное, политическое. Причем же здесь задачи на организацию погромов, призывы к физической расправе с представителями правоохранительных органов ГДР или к организации погромов в правительственных и партийных учреждениях. Все было продумано тщательно, аккуратно, по штабной выучке. Определены руководители колонн, их маршруты следования из Западного Берлина в демократический сектор, объекты погромов для каждой колонны, способы вовлечения граждан ГДР — жителей Демократического Берлина в эти колонны для маскировки демонстрантов как людей, пришедших из Западного Берлина, для придания этим массам внешнего вида якобы взбунтовавшихся граждан ГДР. Предусматривалось обеспечение таких шествий фотокорреспондентами, которые должны были документировать «стихийные массовые беспорядки» в Демократическом Берлине. Организационно оформленные и заранее проинструктированные колонны на базе лагерей беженцев должны были служить их мобилизующим стержнем. Предварительную работу по организации погромов следует дополнить и тем, что накануне и в день выступления вся эта наэлектризованная масса «добровольцев» получила внеочередные «пособия по безработице» и была в состоянии изрядной степени алкогольного опьянения. А пьяному, как известно, море по колено: эта масса была готова на любые «подвиги».

Организаторов мероприятия явно пьянил успех в реализации подобных замыслов 17 июня 1953 года. Но тогда этому способствовало внутриполитическое положение ГДР, нерешительность действий советской военной администрации в городе Берлине, отсутствие у нее необходимой информации о планах подрывных действий западных «союзников» в этой обстановке.

В октябре 1956 года обстановка в ГДР была совершенно иной. А советские контрразведывательные органы полностью контролировали действия наших «друзей» на Западе, то есть держали руку на пульсе событий и заранее приняли решительные меры для их предотвращения. За сутки до намечавшихся погромов к условной границе внутри города были подтянуты необходимые силы и средства и надежно укрыты от посторонних глаз. А рано утром, в день намечавшихся погромов, в правящий сенат Западного Берлина явилась группа советских военных и гражданских полномочных представителей и заявила, что советской стороне известны в деталях планы организации предстоящих погромов. Представителям западногерманского сената был предъявлен ультиматум: предложено в течение двух часов принять все зависящие от них меры для предотвращения массовых беспорядков. Было сказано, что маршруты движения колонн и их руководители нам известны, на пути продвижения колонн уже выдвинуты войска и, в случае попыток прохода в Демократический Берлин, войскам отдан приказ применять силу.