Берлин: тайная война по обе стороны границы

Корнилков Аркадий Николаевич

Наша главная задача состояла в том, чтобы не дать Краузе опередить нас. Чтобы он не смог до нас попасть на чердак, закрыть «окно» и уничтожить возможно имеющиеся там какие-либо улики, изобличающие его в преступлении, и затруднить тем самым следствие по его делу. Если хозяева дома обнаружат присутствие постороннего на чердаке, я был обязан остановить и, не допуская их на чердак, объявить им об аресте. То есть, по замыслу, я снизу страховал действия оперработника органов госбезопасности немцев. Он, в свою очередь, должен был сверху дать мне знать о том, что он

наверху у «окна», и я могу вызывать помощь.

Но так гладко все выглядело только на бумаге, в планах операции. Не у всех ее участников была полная ясность понимания своих задач и путей их решения.

На первом этапе все прошло хорошо. Мы проникли во двор, бесшумно открыв калитку. Немецкий оперативник ушел на другой конец дома, к веранде, и занялся входной дверью в нее. Я по его сигналу, вошел внутрь двора и подошел к окну на кухню, расположенному у двери в жилой дом.

Едва я подошел к окну, как на меня бросилась с громким лаем большая черная овчарка. К счастью, собака была посажена на цепь. Я отпрыгнул от нее на выступ фундамента у стены дома. Пес рвался с цепи, хрипел в ошейнике. Конура в углу дома, к которой была прикреплена цепь, стала поддаваться усилиям пса, пытавшегося дотянуться до меня.

Я растерялся… Пристрелить собаку не составляло труда, но делать этого было нельзя — неизвестно, чем это потом могло обернуться. Отходить от окна тоже нельзя — сюда нужно вызвать хозяина.

Так в один миг сорвалось скрытное проникновение на чердак дома, и пропал фактор внезапности ареста. Овчарки в наших расчетах не было. Мы, непосредственные исполнители плана, не знали о ней. Срочность подготовки операции не дала возможности нам изучить все детали, могущие повлиять на исход операции.

Лихорадочно думаю: «Где может находиться сейчас хозяин дома? Только бы он не бросился на чердак, полагая, что это обыск. Ведь тогда он может испортить весь наш замысел, убрать улики с места наблюдения и закрыть отверстие в крыше».

Свирепый лай собаки услышал оперработник МГБ ГДР, возившийся с дверью на веранде. К счастью, он имел опыт обращения со служебными собаками. Немец отвлек ее внимание на себя и стал толкать ей в пасть небольшие палки и поленья для растопки печи, которые были сложены в поленницу в углу двора. Он крикнул мне:

— Делать нечего, стучи в окно, вызывай хозяев!

Я энергично постучал в окно. На мой стук у окна на кухне появился пожилой мужчина в исподнем белье. Опознав в нем по описанию самого хозяина дома Краузе, я громко крикнул, направив через окно на него пистолет:

— Ни с места! Вы арестованы! Посылай жену, чтобы она открыла дверь и убрала собаку, иначе я ее пристрелю!

Краузе сделал было движение, чтобы отойти от окна, но я с яростью повторил:

— Ни с места! Руки вверх! Иначе я стреляю без предупреждения, — и пригрозил направленным ему в грудь пистолетом.

Хриплым, обрывающимся голосом Краузе вызвал жену. Та открыла дверь и затолкала хрипящую овчарку в чуланчик у входа в дом.

Немецкий оперработник немедленно воспользовался этим. Когда хозяйка занималась

собакой, а хозяин стоял у кухонного окна с поднятыми руками, — нырнул в открытую дверь дома и устремился на чердак. Минут через пять я услышал сверху его громкий уверенный голос:

— Все в порядке! Вызывай срочно остальных. Все на месте!

По моему сигналу прибыла вторая опергруппа, уже в форме советских военнослужащих. Я передал им Краузе и плачущую хозяйку, которой я пока не разрешил заходить в дом, чтобы она не мешала во время обыска и допроса, и велел держать в чулане собаку.

Сам стремительно бросился на чердак. Да! То, что я увидел, было достойно документальной киносъемки и стоило всех наших хлопот. Чистое чердачное помещение.

«Окно» в черепичной крыше, выходящее в сторону аэродрома. У отверстия на треноге установлена труба — мощный телеобъектив длиной около 80 см с прикрепленным к нему фотоаппаратом. Возле фотоаппарата — стул, у стены — кушетка. Рядом на столике — две катушки с запасной фотопленкой, термос с кофе, одна чашка кофе недопита, на тарелке бутерброды. Да! Шпионить, так с удобствами!

Вот это чисто по-немецки!

Прибывший с опергруппой фотограф азартно фотографировал эту шпионскую «композицию». Все доказательства налицо. Цель шпионажа была также в кадре: в телеобъектив хорошо просматривался зачехленный «демонстрационный» самолет и часовой возле него.

При задержании Краузе пытался было убежать от окна, и я повторно крикнул ему, что буду стрелять без предупреждения. Он, видимо, уловил по моему произношению, что я не немец, а по моему решительному виду понял, что я действительно могу пристрелить его на месте.

У Краузе при осознании факта, что его арестовывает русский, случился шок, нижняя челюсть отвисла. Наверное, поэтому, когда во время допроса он увидел меня, входящего в помещение, он снова потерял способность связно говорить и придерживал рукой отвисавшую челюсть. По этой причине в допросе Краузе я не участвовал.

Когда рассвело и по нашей просьбе на аэродроме сняли чехол с самолета, то мы сами смогли ясно увидеть даже заклепки на узлах истребителя, его номер и узнавали по лицам оперработников, которые подходили к самолету.

Вот так! Новейший образец советского истребителя оказался в объективе разведки противника. Отснятые пленки, а их оказалось пять катушек, до натовских разведслужб, правда, не дошли. Советская военная контрразведка отреагировала точно и своевременно. Это дело вошло в историю работы Управления особых отделов КГБ по ГСВГ.

Через несколько дней после ареста Краузе на аэродром пришла его жена, представилась оперработнику и сообщила, что у нее есть дополнительные сведения, касающиеся арестованного сожителя. Пригласив в дом оперработника, она сказала, что под крышкой водонапорной колонки, стоявшей в центре двора, он что-то прятал. Подняв крышку, оперработник обнаружил хорошо смазанный исправный пистолет системы «Вальтер» с досланным в патронник патроном, магазин снаряжен. Рядом был второй полностью снаряженный магазин.