Берлин: тайная война по обе стороны границы
Шрифт:
— Да здесь, в Германии, почти во всех озерах так — полно рыбы!
Поскольку комары беспокоили Хрущева больше, чем его могли бы заинтересовать стаи карпов, навязчиво плававших вокруг лодки, он вдруг громко заявил:
— Да ну ее, эту рыбалку! Рыба какая-то ненормальная, от лодки не отходит, комары вздохнуть не дают! Поехали к тебе домой!
На этом отдых высоких гостей на озере закончился.
Они вскоре уехали, отведав у буфетчицы в павильоне свежей зельтерской водички, не притронулись ни к одному бутерброду и оставили в лодке запутанную удочку и одного еще живого карпа.
Нашему коллеге на посту № 1
На этом воспоминания о службе в условиях ГДР по охране высокопоставленных лиц исчерпаны.
Но мои отрицательные впечатления о сомнительных личных качествах как организатора оперативной работы бывшего начальника второго отдела управления, направленного в ГСВГ из центрального аппарата в Москве, только усугублялись от мероприятия к мероприятию. Эти его качества проявились еще позже и значительно хуже, уже в условиях оперативной деятельности.
Поразительно было другое: когда мы стали открыто говорить об отсутствии у него необходимых организаторских качеств и его должностной некомпетентности в работе как руководителя, то он перешел в контратаку, заявляя, что эти «пиджаки» не привыкли переносить элементарные трудности военной службы. Оказалось, что допускаемые им по причине личной неорганизованности или некомпетентности «трудности военной службы» — явление для руководителя вполне терпимое. А мы-то — «пиджаки» — думали иначе. Тогда я еще не понимал, в силу небольшого опыта службы, что прав всегда тот, у кого на данный момент больше прав.
Никакого уважения со стороны подчиненных такой тип руководителя не вызывал, и тягостно было находиться в его подчинении, пусть даже временно.
Глава ХХII
Первый опыт решения личных перспектив дальнейшей службы. Пример руководителя, вдохновляющего на дело. Работа в г. Лейпциге по делу «Инженера». Контрабандисты из военных спортсменов. Особая роль для ГСВГ железнодорожного узла в г. Карл-Маркс-Штадт и арест агентурной пары американской разведки. Окончание первой загранкомандировки и направление в г. Пермь.
Несколько слов о кадровой политике в те годы, с которой мне пришлось столкнуться на грани интересов двух ведомств: военной контрразведки и территориальных органов комитета госбезопасности.
В августе 1958 года у меня заканчивался пятилетний срок загранкомандировки. По этому поводу я обратился с рапортом в отдел кадров Управления особых отделов в Потсдаме с просьбой о замене и откомандировании в Советский Союз в связи с истечением предусмотренного приказами срока службы за границей.
Разговор в отделе кадров по этому вопросу принял для меня неожиданный оборот. Кадровик, принимавший от меня рапорт, спросил, в какой внутренний военный округ я хотел бы замениться. На что я ответил, что согласен на любой внутренний округ при условии, если там предоставляется работа с использованием моих знаний немецкого языка и с учетом того опыта, который я приобрел на службе в ГДР.
В ответ кадровик в категорической форме заявил, что такой работы в особых отделах внутренних округов нет.
Нет там и должностей
Поэтому такую просьбу они удовлетворить не могут. На это я аргументировано возразил, что при такой постановке вопроса я должен вычеркнуть из своей жизни десять лет службы, когда я приобретал знания иностранного языка и успешно использовал их на практике. Сказал примерно следующее:
— Это явно антигосударственная практика. Десять лет подготовки специалиста-контрразведчика — и теперь кадры мне предлагают об этом позабыть!? Я не могу понять такой логики кадровой работы! В таком случае я прошу оформить мой перевод в территориальные органы госбезопасности. Там знания иностранного языка будут использоваться, так как в особых отделах иностранный язык и приобретенный опыт не нужны.
Кадровик ответил, что здесь, в Потсдаме, такие вопросы не решают, и предложил мне подумать над выбором военного округа в СССР. На этом разговор был закончен.
Вразумительного ответа на свои вопросы о перспективах будущей службы я так и не получил:
— Ты в наших штатах! В территориальные органы мы не переводим! Определишься с военным округом, заходи!
От обсуждения возможных вариантов моей дальнейшей службы кадровики уклонились.
Естественно, для меня это было шоком! Стало очевидно, что представителей отдела кадров совершенно не интересуют перспективы дальнейшей службы или повышения квалификации сотрудника. Будет ли он совершенствоваться в своей профессии или деградировать как специалист — им все равно! «Мавр сделал свое дело — мавр может уйти!» Лишь бы в отделе кадров было поменьше хлопот с заменой оперсостава.
Позже я убедился, что внутриведомственная разобщенность Комитета госбезопасности в деле обучения и воспитания оперсостава была на практике выше интересов государства.
Некоторые из моих коллег по Ленинградскому институту, у которых тоже истек срок службы за границей, смирились с таким положением дел и уехали на службу в особые отделы внутренних военных округов СССР.
На мой второй рапорт в 1958 году с просьбой о переводе на работу в территориальные органы ввиду отсутствия работы с иностранным языком в военной контрразведке я также не получил никакого ответа. Меня даже изредка стали упрекать в нелояльности по отношению к системе, в которой служу. На мои возражения, почему же штаты нашего разведывательного отдела стали постепенно пополняться, взамен уезжающих, сотрудниками ПГУ, КГБ Белоруссии, Московского, Ленинградского областных управлений и других территориальных органов КГБ. Почему же мне нельзя пойти на их место в Союзе?
Более опытные сослуживцы говорили мне, что у меня же нет московской или ленинградской квартиры или хотя бы прописки у родственников в этих районах. Отсюда следовало, что для пригодности работы в разведке не так уж важен приобретенный тобой опыт, знание страны пребывания и иностранного языка, а все определяет наличие прописки в центральных областях Союза. Она, прописка, все и решала, будешь ли ты в будущем работать в разведке или нет. А ведь я прошел уже к тому времени серьезный этап испытаний на деле. Для меня, тогда еще молодого офицера, это была ощутимая моральная травма от родного ведомства. В моем представлении такая кадровая политика явно противоречила интересам службы и государства в целом.