Берсерк

Мах Макс

Итак, первое допущение касалось происхождения Гилберта Сегрейва, и оно при повторном изучении оставшихся от прапрадеда документов, меморий и дневниковых записей полностью подтверждалось. Дополнительными аргументами в пользу правдивости этой истории являлись волшебные палочки, кое-какие артефакты и книги. Ну, с книгами все просто: их принадлежность к иному миру, большей частью, не считая, разумеется, магии, похожему на мир Олега, подтверждалась на раз. С палочками и артефактами было сложнее, но в своих записках «дедушка» Гилберт утверждал, что нигде, кроме его родного мира, маги палочками не пользуются, - возможно, из-за различий в характере и интенсивности магического поля Земли, - и даже артефакты делают по-другому. Здесь, впрочем, нашлось одно неожиданное доказательство верности этого утверждения. На изящной золотой подвеске в виде крошечных песочных часов с обратной

стороны нашлась гравировка: «Мастер Джейкоб Олливандер сделал этот маховик времени в 1479 году». Имя мастера было смутно знакомо Олегу, хотя ему и казалось, что этот артефактор занимался исключительно изготовлением волшебных палочек. Но это он в какие-то то ли восьмидесятые, то ли девяностые годы двадцатого века специализировался на концентраторах, а его предок в пятнадцатом веке вполне мог заниматься чем-нибудь другим.

Второе допущение, лежавшее в основе плана, касалось самого ритуала. Вопрос был в том, сработает ли этот ритуал, если его будет проводить Олег, и, если он все же сработает, можно ли пройти по «тропинке» Гилберта в обратную сторону? Здесь все обстояло несколько сложнее, но выглядело вполне выполнимым, в особенности, если Олег будет проводить ритуал вместе с Годдой. Другое дело, что сразу перейти в исходный мир явно не удастся, и поэтому идти придется с использованием «промежуточной станции», то есть, того мира, где обосновался старший брат Гилберта Сегрейва - Вильгельм де Нёфмарш граф д’Э.

«Вроде бы, все логично, - решил Олег, еще раз проверив роспись ритуала и расчёт координат прорыва Межмировой Границы. – Должно получиться».

Он взял со стола кубок с травяным настоем, который приготовила ему Лантруд, и сделал несколько глотков. Напиток горчил, к тому же он успел остыть, но в горле пересохло, а пить вино, собираясь совершить то ли невероятный подвиг, то ли самую большую глупость в обеих своих жизнях, явно не стоило. Ему нужна была ясная голова, в частности, для того, чтобы решить, не поторопился ли он с принятием окончательного решения, и не является ли само решение слишком радикальным?

«Alia medicamenta periculosius ipsos morbos sunt[8], не так ли?» - вспомнил Олег афоризм Сенеки. – Но, с другой стороны, desperati morbi requirunt desperata medicamenta[9]. Отчаянные времена требуют отчаянных мер».

Какой, на самом деле, у него выход? Любой вариант плох или даже очень плох. В Норланд не вернуться. Там даже если не убьют, - что, на самом деле, маловероятно, - снова низведут в младшие хэрсиры, что в корне неприемлемо. Не для него, не для того, кто едва не стал конунгом Морских Земель. Но и в Арелате ему делать нечего. Королеве он такой, какой есть, ни хрена не нужен. А теперь, после многочисленных попыток его убить, тем более. Какая дура захочет иметь в доме желающего отомстить ей «муженька»? С ней, что особенно плохо, теперь даже не договориться полюбовно. Так что, нет. Этот вариант тоже отпадает. Что же остается? Бежать. Но, во-первых, как далеко ему удастся убежать и где, если все-таки, убежит он найдет убежище. Политическое убежище – это та еще хвороба, а перейти на нелегальное положение – и того хуже. В этом смысле побег в иной мир выглядит куда аттрактивнее. Там его никто не ищет, и значит гораздо проще уйти в подполье, сменить имя и зажить где-нибудь тихо и мирно. Опять же там должны оставаться родственники, вдруг да помогут? И получается, что решение уйти в другой мир совсем неглупое и, пожалуй, даже своевременное. Еще несколько дней и будет поздно.

«Нет, все верно, бежать нужно сегодня ночью!»

Олег открыл один из своих сундуков и достал из потайного отделения уменьшенные до размера спичечного коробка шкатулки с драгоценностями. У него самого, имея в виду Эбура Кворга, ничего подобного никогда не было, но вот у деда, которому он так неожиданно наследовал, было много всего. И, уезжая в Арелат, Олег забрал с собой многое из того, что хранилось в замке Мёйдерслот, просто не желая оставлять все это богатство своим жадным родичам. Однако сейчас он готовился удариться в бега, и забрать с собой все, что хотел, попросту не мог. Не на все вещи действует заклинание уменьшения, а, если все-таки действует, то держится недолго: часы, максимум дни, в зависимости от объекта. Шкатулки с драгоценностями, например, он мог уменьшить всего на трое суток. Однако в сундуке имелось свое собственное «встроенное» заклинание уменьшения, и там уменьшенные вещи могли храниться годы и десятилетия. Однако сам сундук из-за этого на заклинание уменьшения не реагировал. То есть, забрать с собой, целый сундук, набитый

уменьшенными вещами, было невозможно, а сами вещи… Драгоценности в ларцах могли удерживать чары уменьшения в его личном исполнении, всего трое суток. Оружие, а он хотел взять с собой хотя бы некоторые экземпляры из коллекции прадеда и деда, - чуть больше четырех дней. Одежда – неделю, книги – от двух дней до недели в зависимости от размера, древности и характера окутывающей их магии. И, наконец, деньги, - золото и серебро, - могли храниться долго, дней тридцать, никак не меньше. Поэтому, если сложить это все в один сундук и наложить чары уменьшения, сундук может попросту разнести, когда тот или иной предмет вернет себе истинные размеры. Однако Олег нашел выход. Паллиатив[10], конечно, но лучше синица в руке, чем журавль в небе.

В наследство от деда входили несколько мешочков с чарами расширения пространства. Не бездонные, но довольно вместительные, и уж три-то дня всяко разно все его имущество в уменьшенном виде должно продержаться. Так что сейчас, готовясь к побегу, он доставал из сундуков все, что может потребоваться на Той Стороне, уменьшал и складывал в три кожаных кошеля, которые обычно носят на поясе. Завершив приготовления, он позвал Лантруд и приказал ей собрать его и ее вещи для короткого путешествия верхом.

– Поедем вдвоем, - сказал он. – Хочу кое-что проверить, и, если все будет хорошо, вернемся через два-три дня. Но может повернуться по-всякому, так что собирай вещи из предположения, что мы сюда уже никогда не вернемся. И не болтай!

Впрочем, Лантруд была не болтлива. Она понимала, что ей, как рабыне, болтать о своем хозяине попросту вредно. Но кроме того она ценила то, как он к ней относился, и не желала ему ничем навредить. В нынешней ситуации это было просто идеально, и, ни о чем больше не тревожась, Олег принялся за составление писем: королеве и канцлеру, конунгу и регентскому совет ярла Гундберна, капитану своих гвардейцев и «кастеляну» обоза. Последним двоим он оставлял так же походную казну отряда и рекомендовал вернуться на родину.

Завершив все приготовления, он пригласил Лантруд составить ему компанию за «очень поздним ужином», а в полночь они уже отправились в путь. Знали об этом только конюх и один из гвардейцев, но вынуждены были молчать, ибо таков был приказ.

***

Добравшись на рассвете до Нойза, Олег и Лантруд дождались Годду и уже вместе с ним въехали в город. Там первым делом Олег заселил свою теперь уже бывшую рабыню в хорошую гостиницу и положил на стол перед ничего не понимающей девушкой два кожаных кисета и шкатулку.

– Здесь, мы расстанемся, Лантруд! – сказал он.

– Помолчи! – приказал, увидев, что она хочет что-то спросить или возразить. – Слушай внимательно и не перебивай. Мне надо исчезнуть, и я не могу взять тебя туда, куда ухожу. Поэтому ты останешься в гостинице, а потом я бы рекомендовал тебе поехать в почтовой карете в Арелат. Там тебя никто не знает, и ты сможешь начать жизнь с чистого листа. Язык ты знаешь плохо, но достаточно, чтобы не попасть впросак. Здесь, - указал он на шкатулку, - два документа. Один – это твоя вольная, ее никому не показывай, и, я надеюсь, она тебе никогда в жизни не понадобится, но на всякий случай пусть будет, мало ли что. Второй – твоя подорожная. В ней твое новое имя, Лив Нордмат из Дённы, и мое, как графа Гундберна, подтверждение, что ты девушка благородного происхождения, дочь хэрсира. По местным понятиям баронесса. Кроме того, в ларце банковский аккредитив на предъявителя на пять тысяч золотых. И немного драгоценностей: колечки, цепочки, серьги, колье. Это мой подарок на добрую память. В кисетах деньги. Двести золотых крон. Думаю, ты справишься.

Лантруд была не только хорошей любовницей. Она была умной девушкой, и, быстро оценив свое особое положение, учила все подряд, до чего руки доходили. Голова у нее была хорошая и упорства назанимать, впитывала новые знания, как губка, и быстро прогрессировала. Сейчас она говорила на нордке, - языке Норланда, - лишь с легким акцентом, который легко было спутать с говором северо-восточных эклингов. Умела читать и писать. А за последние три месяца неплохо выучила ланг – язык Арелатского королевства. Говорила, конечно, скверно: с тяжелым акцентом и массой грамматических ошибок, но зато бойко, и могла читать, благо что алфавит у них с эклингами один и тот же. Так что, он за нее не волновался. Умная, упорная, хваткая. С новой биографией и деньгами точно не пропадет, а брать ее с собой куда-то туда, где, черт его знает, как все сложится, не разумно и, пожалуй, даже подло по отношению к Лантруд.